Ночной извозчик - [14]

Что касается Пантеры, коротконогой, толстенькой женщины, которая, казалось, не ходила, а проскальзывала, — ей тоже хотелось только одного — бездельничать и по возможности — всегда. Поэтому, если их жилье было убогим по причине бедности, то грязным и запущенным оно было по вине хозяйки дома.

Как же познакомился Фонарь с Пантерой? Это была обычная история — связь апаша с уличной девкой. Однажды они встретились на танцульке, возле укреплений, то ли в «Голубом каштане», то ли еще где, проплясали вальс-другой, не расстались до самого утра, да так и зажили вместе.

Фонарь ничем в жизни не занимался. Он смутно помнил, что когда-то собирался стать кровельщиком, но это все ушло из памяти, осталось только воспоминание о том, как сладко спалось на шиферной или железной крыше, нагретой солнцем, обвеваемой чистым ветерком, — вот это была, по его выражению, страсть что за житуха! Но он уже давно отказался от малейшей возможности что-либо заработать честным трудом.

— Потеть, стараться, пачкать руки и подтягивать брюхо, — разглагольствовал он иногда, — нет, это не про меня писано… Шесть с полтиной франков огрести — слуга покорный, со мной этот номер не проходит, если мне уж понадобятся деньжата, я их просто возьму, это куда проще и труда не требует.

Где же Фонарь брал деньги? Уж во всяком случае, не в своем сейфе; когда он, время от времени, появлялся с туго набитым бумажником, с улыбкой на лице к с попутным ветром в парусах, по живописному выражению, бытующему в преступном мире Парижа, Пантера безошибочно угадывала, как обстоят дела.

— Откуда явился? — спрашивала она. — Фраера пришил или только наведался в карман?

Как правило, Фонарь ничего не отвечал. Он ненавидел женское любопытство и предпочитал скрывать свои дела от Пантеры. Иногда, в виде исключения, когда ему случалось выпить лишнего, он снисходил до разъяснений.

— Да, точно, и нечего тут глаза закатывать и зубами скрипеть со страху. Наведался к нему, и всё, с концами…

«Наведался, пошарил» — ни в чем другом Фонарь никогда не признавался.

Неужели этот страшный субъект ни разу не пользовался более жестокими, более беспощадными способами, чтобы раздобыть нужные деньги, не прибегая к честному труду? В этом приходится усомниться.

Фонаря слишком хорошо знали среди апашей, а такую известность приобретает только тот, кто умело работает ножом или револьвером. От одной мысли об этом Пантеру бросало в дрожь.

Сама Пантера не была такой уж дурной женщиной. Бывшая служанка, в конце концов скатившаяся на панель, обрекшая себя на все постыдные уступки, на всю позорную судьбу уличной женщины, она все же никогда не решалась на воровство… а убийство внушало ей ужас!

Тем не менее Пантера любила Фонаря.

За исключением тех дней, когда он напивался, — в таких дней было, с давних пор, шесть на неделе, так как пил он, не просыхая, — Фонарь не был слишком жесток со своей бабой.

— Ну, как сказать, — сознавалась Пантера, когда ей случалось вести откровенную беседу с соседками, — орет он на меня часто, поколачивает, конечно, время от времени, в воду за мной не бросится, но на панель насильно не гонит. В общем-то невредный малый…

И все восхищались, все понимали и всех поражало, что Фонарь и впрямь не принуждает свою сожительницу продаваться на улице. Конечно, восхищения бы поубавилось, когда бы все узнали, что Фонарь не доверяет болтливому языку Пантеры, потому и уговаривает ее почаще сидеть дома, «нагуливать жирок», по его выражению.

Фонарь только что ушел из дому. Хлопнул дверью и выкатился, ручки в брючки. Пантера услышала, как он сказал «До свидания, мадам», проходя мимо привратницы, — и вот она одна дома!

И так как одиночество было ей весьма приятно, Пантера потянулась, зевнула, обошла свою убогую комнатенку, напевая какой-то куплет, и потом произнесла вслух:

— Это мне подфартило, что он умотался. Только вот куда, интересно… К хозяину Клада? Старикан, должно быть, какой-то пакостник… Ну, мое дело сторона… Все-таки, хотелось бы знать…

С этими словами Пантера остановилась посреди комнаты, уперлась руками в бока и наклонила голову, как бы раздумывая.

— Да, хотелось бы мне знать, — повторила она, — наверно, опять темное дельце, но здорово доходное, ничего не скажешь.

Пантера громко хмыкнула, что у нее означало одобрение; потом торопливо распустила свои длинные спутанные волосы, наспех уложила их в прическу, заколола шпилькой на затылке, чтобы не мешали, и внезапно приняла решение:

— Пойду-ка погляжу на нее, авось да сбрехнет она что-нибудь, чем черт не шутит!

Шаркая сношенными шлепанцами, которые еле держались у нее на ногах, она усталой походкой выбралась из комнаты, вошла в темный вонючий коридор и, нащупав стремянку, приставила ее к стене и начала подниматься по ступенькам.

Куда же направлялась Пантера?

Странным был этот дом, где жили Фонарь и его любовница; он им достался по смерти приятеля, факельщика, которого хватил удар; бедняга, по иронии судьбы, перешел в мир иной как раз на кладбище. Фонарь был на его похоронах.

— Ну, детка, — сказал он Пантере в тот же вечер, — нашел я хазу, что твой дворец! Завтра туда и завалимся.