Ночная сказка - [8]

А за закладными, разумеется, стоит банк. Туда — минус четыре с половиной тысячи. «Эксесс» домогается моей кредитной карточки — еще три тысячи. «Эмекс» — то же самое, но с ними дела обстоят еще хуже! И «Виза»! Дьявол! Черт знает что! Что мне делать!? Так что неудивительно, что вчера я корчился на полу сортира в обнимку с унитазом, словно моя жизнь зависит от него! Я зажмурил глаза и молился, да — молился о том, чтобы этот долбаный телефон зазвонил! Не самый лучший способ получить желаемое в моем деле. Точнее, если бы у меня было дело. Да он мне помог. Господь (или сортир) не внял моим мольбам. Все это и стакана виски не стоило. Двух стаканов. Бутылки. Двух бутылок.

Г. надеется, что сможет получить заем в своем банке. Не очень-то я в этом уверен, но звучит обнадеживающе.

Но, признаться, больше всего меня волнует и доводит до отчаяния то, что я не могу кормить детей. Впрочем, я все же надеюсь, что мы все-таки сможем их накормить. Это чувство даже хуже того унижения, которое я испытал, когда «Стейси энд Эннердейл» конфисковала почти всю нашу мебель. Это даже хуже, чем продажа «сааба». Это хуже того, что все мои знакомые, кроме ТЛС, делают вид, что не знают меня. Я совершенно бессилен, у меня ничего нет. Ерунда это все, конечно, но видит Бог, я долго не смогу выдержать этой ужасной изоляции, этой пустоты. Я не существую. В мире нет больше такого человека, как Питер Хэллоуэй. И телефон никогда не зазвонит. Ничего не случится. Я умер.

Мне так не хватает знаний о происходящем. Не хватает дружеских шуток. Не станешь же подшучивать над четырехлетним мальчиком или над женщиной, которая с каменным лицом смотрит на тебя или орет, как бешеная. Я всегда подозревал, что у нее не в порядке с чувством юмора, но если оно и было прежде, то теперь совсем исчезло.

Следующий после прихода судебных исполнителей день был ничуть не лучше Дня Явления Судебных Исполнителей. У нас не появилось ни еды, ни денег. Ничего. Да еще этот странный, опустевший дом. Не приготовить же ужин на четверых из банки подсохшего зеленого соуса для спагетти, пяти полупустых банок с травами и пакетика со снадобьем от простуды из меда с лимоном. В наличности у нас всего два фунта двадцать три пенса. И все. Больше ничего.

Я занял у Марианны полпакета старых-престарых макарон. Мальчишки нашли их ужасными и скривили физиономии, не желая есть эту гадость. Несмотря на увещевания Г.: «Мы магем зазставить ваз езть. Хе-хе-хе!». На меня Г. не обращала внимания, но, признаться, я не мог служить хорошим примером для детей. Что ж, небольшое голодание мне только на пользу пойдет — я и так набрал лишний вес.

Сбежав от них наверх, я прикидываюсь, что работаю. Не могу даже «ящик» включить, потому что Г. услышит. Развлекаюсь тем, что придумываю всякие забавные истории для ребят. Одна из них начиналась словами: «Четырехлетний Тимми и восьмилетний Джонти совсем уморили своего папу…» Это должна была быть веселая история о жизни в макаронном раю. Жители этого рая сопротивляются нападению злобных тори по прозвищу Риз Отто. Я был весь поглощен сочинением сказки. Думаю, им будет интереснее читать ее, чем набившие оскомину детективы о бельгийском сыщике четырнадцати лет и его вечно лающей собаке.

День закончился в постели, куда мы с Г., разумеется, улеглись в одно время. И вот мы лежим и слушаем, как дождь барабанит по крыше гаража. Я держу ее за руку, можно даже сказать, что мы помирились, но все равно у меня такое чувство, будто мы находимся на расстоянии трех миль друг от друга. Вдруг я понял, что Г. сейчас заговорит. Не желая расстраиваться еще больше и выслушивать какую-нибудь ерунду, я сделал вид, что вот-вот засну. Гарриет и вздыхала, и сопела, и стонала, а потом наконец поразила меня сообщением о том, что ради нас всех она должна пойти «на улицу»! Я едва не расхохотался. Между прочим, это помогло немного разрядить напряженную атмосферу, и мы оба быстро уснули.

Несмотря на дождь, все еще очень жарко. Англия будет участвовать в отборочном матче.

— Питер? — Ее голос был едва слышен за тихим шелестом дождя. Он спит? Возможно. Если знать, что никто тебя не слушает, то это легче произнести вслух. — Дело в том, что это всего лишь… М-м-м… Право же… Я не знаю… Черт…

— А? Что?

«Господи, оказывается, он не спал. Опять этот его усталый вздох».

— Ничего.

— Продолжай. — Питер окончательно проснулся и был готов выслушать ее.

— Наверное, это и в самом деле нелепая идея. Даже безумная…

— Ты о чем? — зевнул Питер.

— Питеркинс, мне кажется, мы подошли к самому — прости меня, но я должна поговорить об этом, — так вот, мне кажется, что мы подошли к самому концу, или я не права? Я не представляю, как мы сможем выкарабкаться. Вот я и подумала, не могу ли я выйти из дома и… заработать денег… Эта мысль ни на минуту не отпускает меня. Понимаю, что это смешно, но чем больше я обо всем этом думаю, тем больше во мне уверенности, что я могла бы…

— Что бы ты смогла?! — загремел Питер.

Он даже не слушал. Ну почему он так уверен, что она не может принести пользу? Если возникают проблемы, то почему-то — по его мнению, разумеется, — только он в состоянии с ними справиться. Неужто только мужчинам по силам разобраться во всем? Не исключено, конечно, что она и вправду не может быть полезной. Может, ее роль в жизни в действительности сводится лишь к тому, чтобы ходить по магазинам и улыбаться на званых обедах? И быть хорошей матерью? И любовницей?