Ночная погоня - [16]
Дом О'Брайенов — один из нескольких старинных деревянных домов, которые уцелели во время Кампании за Обновление Города, проходившей в Бостоне на рубеже двух столетий. Владельцы дома смогли предотвратить снос благодаря своему богатству и политическому влиянию, и дом так и переходил от одного поколения владельцев к другому. У последнего владельца наследников не оказалось, после его смерти дом пошел с молотка, и его купил Район. И когда представители местных властей явились осмотреть дом, они обнаружили задний двор, иметь который в нашем поясе запрещено.
Во дворе росло настоящее дерево, «дуп» — так его назвала мама.
Когда люди узнали о дереве, очень многие стали приходить на него смотреть, и местные власти поняли, что дерево может давать доход. Они стали брать деньги с тех, кто приходил смотреть, и даже начали рекламировать дерево как достопримечательность. И теперь все время приезжают смотреть школьники целыми классами и отдельные семьи — ну, как мы.
Наконец мы прибыли в главный Бостон, поднялись на лифте на поверхность земли, там снова пересели на монорельсовый поезд и на нем приехали в Третий район Восточного Бостона. Такси на воздушной подушке доставило нас со станции к самому дому О'Брайенов.
Сам дом ничего особенного собой не представляет. С современными зданиями и сравнить нельзя: ни мрамора нет, ни блестящей стали, цвет какой-то тоскливо-белый, и даже краска кое-где облупилась. Папа заплатил за вход, и следующие пятнадцать минут экскурсовод водил нас по дому — это было довольно скучно. В комнатах везде протянуты веревки, чтобы люди ни до чего не могли дотянуться и потрогать. Я ни о чем не мог думать, кроме дерева, и не мог дождаться, когда осмотр дома кончится, но наконец через потайную дверь, замаскированную под книжные полки, мы вышли во двор. Двор был большой, десять на двадцать футов самое меньшее, и я очень удивился, когда по обе стороны бетонной дорожки, сделанной для туристов, увидал настоящую траву. Но на траву я смотрел недолго — едва я увидел дерево, я уже не мог оторвать от него глаз.
Оно стояло в конце двора, и его окружала высокая ограда из металлической сетки. Форма у него такая же, как у пластиковых деревьев, но в нем много и такого, чего у тех совсем нет. Оно куда сложнее, чем любое растение, сделанное людьми, — в искусственных не увидишь и половины того, что увидишь в настоящем. Это дерево в доме О'Брайенов — живое. Кто-то давным-давно вырезал на коре свои инициалы, и теперь видно это место — рану, которая залечилась. Но лучше всего был запах. Какой-то свежий, живой, совсем необычный для нас, привыкших к металлу, стеклу и пластику. Мне хотелось потрогать кору, но из-за сетки не удалось. Мама и папа просто дышали глубоко и смотрели на его верх и улыбались. Мы постояли во дворе немножко, а потом экскурсовод сказал, чтобы мы уступили место следующей группе. Мне не хотелось уходить и, пожалуй, даже хотелось плакать.
На обратном пути мама и папа молчали, и я стал читать брошюрку, которую нам, как и другим, выдал экскурсовод. Когда я прочитал, что со следующего года дом О'Брайенов закроют, я расстроился. Хотят снести его и построить на этом месте огромный дом какой-то страховой компании, и дерево исчезнет, как и дом О'Брайенов.
Пока мы ехали домой, я сидел и ощупывал у себя в кармане то, что подобрал в траве около дерева. По-моему, то, что я подобрал, называется «желудь».
Томас Сальвадор
Марсуф на планете Спирео
Хотя Марсуф был слепой, участники любой космической экспедиции радовались, когда он летел вместе с ними. И вот как-то раз, вернувшись на Землю, Марсуф услышал, что очень перспективна область звезды, известной под названием Спирео: по орбитам вокруг нее движутся двенадцать планет и одна из них очень напоминает Землю. Прошло всего девять месяцев, и Марсуф прибыл на исследовательском корабле «Кенгуру» к этой еще почти не исследованной планетной системе.
Девять планет из двенадцати отсеяли сразу: одни были сплошь покрыты действующими вулканами, на других температура поверхности была такая низкая, что там не могла существовать никакая жизнь; но десятая планета, где и стоял сейчас с плотно задраенными люками корабль, оказалась иной.
Спирео-10, или просто Спирео, как они окрестили эту планету, по величине была примерно такой же, как Земля: ее диаметр на экваторе равнялся приблизительно тридцати тысячам километров. Вокруг своей оси она вращалась медленнее и от своего солнца отстояла дальше, чем Земля; день здесь длился пятьдесят часов, и столько же длилась ночь. «Кенгуру», корабль длиной почти в двести метров, стоял вертикально на равнине, которую капитан Джеймс Лорито счел лучшим местом для посадки. Равнина была абсолютно гладкая и, судя по всему, не таила в себе никаких опасностей; на ней временами дул умеренной силы ветер. Километрах в ста от корабля начиналась горная цепь с очень высокими, в тринадцать тысяч метров, вершинами, а с противоположной стороны, но гораздо ближе, чем горная цепь, ярко зеленел лес и поблескивала река. Марсуф внимательно слушал описание ландшафта. Равнину покрывал ковер блекло-желтых растений, похожих на земные папоротники и карликовые деревья; растительность эту отличало многообразие видов. Мириады насекомых прятались где-то большую часть дня, но бесконечными вечерами целые облака их носились в воздухе. Растения, похожие на папоротник почти в метр высотой, были густые, но мягкие. Когда дул ветер, по ним пробегали волны, и это было очень красиво.
