Ночи в цирке - [23]

Не подумайте, мистер Уолсер, что я слабонервная женщина, но хотя я прекрасно понимала, что все это – и черный экипаж, и человек без рта, и тюремный холод – не более чем представление, все равно в мадам Шрек было нечто жуткое: казалось, что под ее траурной одеждой скрывалась какая-то уродливая марионетка, дергающая за свои собственные ниточки.

– Можешь идти! – проговорила она. Но я подумала о маленьких племянниках и племянницах, умоляющих Лиззи дать им на завтрак хотя бы кусочек, вспомнила, как в последний вечер мы делили последнее, что у нас осталось, и сказала: «Я хотела бы получить аванс, мадам Шрек. Иначе я упорхну в трубу, и вы меня больше никогда не увидите». Я заплакала, подошла к камину и, готовая исполнить свою угрозу, отодвинула в сторону каминный экран.

– Туссен! – позвала мадам Шрек. – Немедленно велите закрыть все каминные трубы! – Но когда я начала яростно размахивать щипцами, она нехотя произнесла: «Ну, хорошо», – нашарила под подушкой ключ, встала между мной и сейфом, так чтобы я не смогла разглядеть код, и через секунду дверца сейфа распахнулась. Внутри была пещера Аладдина! Содержимое сверкало и переливалось: наваленные друг на друга горы золотых соверенов, кучи бриллиантовых колье, жемчуг, рубины, изумруды вперемежку с банковскими векселями, просроченными закладными и так далее – до бесконечности. С величайшей неохотой мадам Шрек берет пять соверенов, пересчитывает и, словно отрывая от сердца, протягивает мне.

Какой же шок я испытала, когда она приносилась ко мне кончиками своих пальцев, твердыми, будто на них совсем не было мяса. Впоследствии, когда я снова была свободной, муж Эсмеральды, Человек-змея, рассказал мне, что мадам Шрек (она сама себя так назвала) начинала карьеру в репризе «Живой скелет», и что она всегда была костлявой.

Я отправилась в ванную, но по пути оглянулась, что еще может замышлять старая ведьма, а она – чтоб мне провалиться! – так и залезла вся в этот сейф и с неистовой страстью негромко заскулила, прижимая сокровище к своей хилой груди…

Туссен сразу же мне понравился, и я доверила ему отнести соверены в Бэттерси, после чего опустила голову на жесткую плоскую подушку и тут же забылась сном. Проснулась я спустя несколько часов, ближе к ночи. Мне в жизни не попадалась более убогая и грязная комната – с маленькой железной койкой, деревянным умывальником и железными решетками на окнах, за которыми в запущенном сквере виднелись голые деревья и освещенные окна домов на той стороне площади. Я увидела свет в окнах счастливых семей и чуть не расплакалась, сэр, потому что там, где я находилась, не было этого света, не было… Я подумала, что, наверное, уже не смогу отсюда выбраться, ведь я явилась сюда по собственной воле: ради денег, хотя и из лучших побуждений, я согласилась на добровольное заточение среди обреченных, и что свершилась предуготованная мне судьба.

И в этот апокалипсический момент вдруг открывается дверь, я вижу в свете керосиновой лампы какое-то привидение, с диким криком вскакиваю с постели… и привидение с сильным йоркширским выговором произносит: «Это всего лишь старуха Фэнни, милашка, не пугайся!»

В обществе обреченных суждено мне было найти единственное утешение.

Кто работал на мадам Шрек, сэр? Разные природные выродки вроде меня. Старая четырехглазая Фэнни, Спящая Красавица, Уилтширская Дива ростом в три фута, Альберт-Альбертина – непонятно что, состоящее из двух частей – двух половинок, не подходящих друг другу, девица, которую мы звали Паутиной. Это все, кто был у мадам Шрек, и хотя она часто просила Туссена отыскать какие-нибудь новые «живые картинки», он этого не делал, потому что был наделен высочайшим чувством собственного достоинства. И умел играть на органе. В подвале была еще повариха-алкоголичка, но она редко появлялась на глаза.

– Этот Туссен… – сказал Уолсер, постукивая кончиком карандаша по зубам. – Как он…

– Ел, сэр? Через нос, по трубочке. Только жидкое, но достаточно для поддержания жизни. Я счастлива, что, с тех пор как мои дела на сцене пошли в гору, я стала часто общаться с учеными людьми и мне удалось заинтересовать случаем Туссена сэра С… Дж… Два года назад в феврале его успешно прооперировали в госпитале св. Варфоломея. Полный отчет об операции можно найти в июньском выпуске «Ланцета» за 1898 год.

Это научное подтверждение существования Туссена она сопроводила ослепительной улыбкой.

То, что Феверс была знакома со многими представителями науки, было правдой. Уолсер вспомнил, как эта женщина в течение трех часов разжигала любопытство всего Королевского хирургического колледжа, даже не расстегнув на себе корсажа, и продемонстрировала на общем собрании Королевского научного общества такое владение научной терминологией во время диспута о навигационных способностях птиц, что ни одному профессору не пришло в голову осведомиться о пределах ее личного опыта в данном вопросе.

– Ах, этот Туссен! – заговорила Лиззи. – Как он будоражил толпу! Какое красноречие! Если бы все, кому есть, что сказать, имели рты! Однако же это удел тех, кто трудится не покладая рук и невыносимо страдает от своей немоты. Задумайтесь только над этой диалектикой, сэр, – продолжала она с разгорающимся энтузиазмом, – что же такое получается: