Я поспешно направился к тому месту, где под прикрытием высокой снежной стены стоял зачехленный трактор. Удалив с одного края брезента снег, на что у меня ушло не больше двух минут, я юркнул под чехол. О том, чтобы поднять его, не было и речи: пропитанная маслом ткань промерзла и при малейшем усилии порвалась бы.
Фара–искатель, укрепленная на шпильках, приваренных к капоту трактора, удерживалась двумя барашками. Но в здешних широтах отвинтить их было не так–то просто: стоило начать откручивать их, как они тотчас ломались.
Поэтому приходилось снимать рукавицы и, оставшись в одних перчатках, согревать гайки теплом своих ладоней. В ту ночь у меня на это не было времени. Достав из ящика с инструментами разводной ключ, я ударил по шпилькам, ставшим от холода хрупкими как чугун, и они мгновенно сломались.
Я выполз из–под брезента, держа под мышкой фару–искатель, и тотчас услышал быстро приближающийся рев авиационных двигателей. Судя по звуку, самолет находился совсем рядом, но я не стал терять времени на его поиски, а, нагнув голову, чтобы уберечь лицо от острых ледяных иголок, чуть ли не на ощупь добрался до нашего жилища. Джекстроу протянул мне руку. Они с Джоссом, погрузив кладь, уже привязывали ее к нартам. Когда я наклонился, чтобы помочь, над головой у меня с шипением взвилась ракета, осветившая ярким пламенем белый снег, на фоне которого возникли черные тени. Совсем забыв, что, потушив свет в нашем укрытии, мы лишили пилота ориентира, я зажег фальш–фейер и укрепил его на метеобудке.
Мы разом повернулись к югу и снова увидели самолет. Нам тотчас стала ясна причина, по которой мы его столько времени не могли обнаружить.
Командир самолета, по–видимому, описал восьмерку, и теперь самолет летел с востока на запад. Хотя машина находилась на высоте менее 200 футов, шасси не было по–прежнему выпущено. Похожая на огромную птицу, она пронеслась в каких–то двухстах ярдах от нас. Обе посадочные фары были направлены вниз. В свете их лучей, точно в калейдоскопе, мельтешили наполнявшие мрак ледяные иголки. Яркие пятна мчались одно за другим по заснеженной поверхности льда.
Затем эти пятна, увеличившиеся в размерах, но потускневшие, повернули куда–то налево в ту самую минуту, как самолет, круто накренясь направо, полетел против часовой стрелки на север. Поняв намерения пилота, я стиснул кулаки, не в силах ничем помочь.
— Антенна! — крикнул я. — Поезжай вдоль антенны. — Я наклонился и подтолкнул нарты в ту самую секунду, когда Джекстроу прикрикнул на вожака упряжки. Подойдя вплотную ко мне, Джосс спросил:
— В чем дело? Почему мы…
— Он приземляется. Я уверен. К северу от нас.
— К северу? — Несмотря на снежную маску, в голосе его прозвучал ужас. Он же погибнет. И всех пассажиров погубит. Там торосы…
— Знаю. — Поверхность ледника в северо–восточном направлении была неровной, изрезанной. Под воздействием неведомых сил она покрылась множеством торосов высотой десять–двадцать футов. Такой участок был единственным на расстоянии ста миль. — Пилот все–таки решил садиться. На брюхо, с убранным шасси. Вот почему он изменил направление движения. Он намерен приземляться против ветра, чтобы максимально уменьшить скорость посадки.
— Мог бы приземлиться и южнее. Ведь там поверхность ровная как бильярдный стол. — В голосе Джосса слышались нотки отчаяния.
— Мог, но не захотел, — прокричал я на ухо радисту. — Его на мякине не проведешь. Соображает, что, если посадит машину с подветренной стороны от нашего лагеря, даже в сотне ярдов, в такую погоду у него не останется практически никаких шансов обнаружить наши огни, наше жилье. Ему приходится садиться против ветра. У него нет иного выбора.
Мы долгое время молчали, с трудом преодолевая сопротивление ветра, полного колючих ледяных игл. Джосс снова придвинулся ко мне.
— Может, он успеет заметить торосы. Может, сумеет…
— Ничего он не успеет, — грубо оборвал я товарища. — Видимость у него не более сотни ярдов.
Покрытая инеем и ставшая раз в пятьдесят толще обыкновенного радиоантенна, протянувшаяся на двести пятьдесят футов к северу, сильно провисла и теперь раскачивалась, словно маятник, на столбах высотой четырнадцать футов, установленных попарно. Мы двигались вдоль антенны почти на ощупь. Немного не дойдя до крайней пары столбов, мы услышали, как прежде приглушенный ветром гул моторов вдруг превратился в оглушительный рев. Едва успев предупредить своих спутников, я ничком упал на наст. Огромный силуэт авиалайнера, мне показалось, пронесся у нас над самой головой, хотя впоследствии выяснилось, что мачты, на которых была укреплена антенна, остались целы.
Не соображая, что делаю, я тут же вскочил на ноги, чтобы определить, куда умчался самолет, но в то же мгновение полетел вверх тормашками по насту. Подхваченный мощным вихрем четырех воздушных винтов, я очутился футах в двадцати от места, на котором только что находился. Весь в ушибах, бранясь на чем свет стоит, я снова вскочил на ноги и, не успев прийти в себя, двинулся в ту сторону, откуда доносился встревоженный и перепуганный лай собак. Внезапно рев моторов стих: самолет садился.
