Ночи нет конца - [24]

– Что же нам остается? – сварливо произнес Солли Левин. – Подыхать с голоду или на своих двоих топать?

– Сказано ясно и четко, – прогудел сенатор Брюстер. – Короче не скажешь. Предлагаю создать комитет по изучению возможностей…

– Тут вам не Вашингтон, сенатор, – кротко возразил я. – Кроме того, комитет уже создан. В него входят мистер Лондон, мистер Нильсен и я.

– Да неужели? – Похоже, это была излюбленная фраза сенатора, которая превосходно сочеталась с высоко поднятыми бровями. – Возможно, вы помните, что проблема волнует и нас лично.

– Еще бы не помнить, – сухо ответил я. – Послушайте, сенатор, если бы вы попали на море в ураган, и вас подобрал какой-то корабль, вы осмелились бы давать указания капитану и его помощникам, как им следует управлять судном?

– То совсем другое дело, – надулся сенатор, – Мы не на судне…

– Молчать! – прозвучал спокойный и твердый голос Коразини. Я сразу понял, почему ему удалось добиться таких успехов в сложной области предпринимательства, где столько соперников. – Доктор Мейсон абсолютно прав. Он здесь хозяин, и доверить собственную жизнь мы должны знатокам своего дела. Насколько я понял, вы уже приняли какое-то решение, доктор Мейсон?

– Еще вчера вечером. Джосс… то есть мистер Лондон, останется здесь, будет дожидаться возвращения наших коллег. Провизии мы оставим ему на три недели. Остальное заберем с собой. Завтра же отправляемся в дорогу.

– Почему не сегодня?

– Потому что трактор неподготовлен для перехода в зимних условиях. Тем более с десятью пассажирами. У него брезентовый верх. Мы возили на нем грузы с побережья. Чтобы подготовить машину к условиям Арктики, нужно установить на нее деревянный кузов, не говоря о нарах и печке. А на это уйдет несколько часов.

– Сейчас займемся этой работой?

– Скоро. Но сначала доставим ваш багаж. Сию же минуту едем за ним к самолету.

– Слава Богу, – холодно заметила миссис Дансби-Грегг. – А то я уже решила, что никогда больше не увижу своих вещей.

– Увидите, – возразил я. – И очень скоро.

– Что вы хотите этим сказать? – подозрительно посмотрела на меня светская львица.

– Хочу сказать, что вы наденете на себя все, что только возможно, и захватите чемоданчик, куда сложите свои драгоценности, если они у вас есть. Остальное придется оставить. Тут вам не агентство Кука. На тракторе не будет места.

– Но мой гардероб стоит сотни фунтов стерлингов, – рассердилась она. – Какие сотни – тысячи! Одно платье от Баленсиаги обошлось мне в пятьсот фунтов, не говоря уже…

– А в какую сумму вы оцениваете собственную жизнь? – усмехнулся Загеро. – Может, захватим ваше платье от Баленсиаги, а вас оставим? Лучше наденьте его поверх всего. Пусть все увидят, как нужно одеваться для путешествия по ледовому плато.

– Страшно остроумно, – англичанка холодно взглянула на боксера.

– Я и сам так считаю, – согласился Загеро. – Вам помочь, док?

– Оставайся здесь, Джонни, – вскочил Солли Левин. – Поскользнешься, что тогда?..

– Успокойся, успокойся, – похлопал его по плечу Загеро. – Буду изображать из себя начальника, только и всего, Солли. Ну, так как, док?

– Спасибо. Намереваетесь пойти со мной, мистер Коразини? – спросил я, увидев, что тот уже облачается в парку.

– Хотелось бы. Не сидеть же весь день сложа руки.

– Но ведь у вас еще не зажили раны на голове и на руках. На холоде они будут причинять адскую боль.

– Надо привыкать, правда? Показывайте дорогу.

Похожий на огромную раненую птицу, севшую в снег, авиалайнер был едва различим в сумеречном свете полярного дня. Он находился к северо-востоку в семистах-восьмистах ярдах от нас. Левое задравшееся крыло было обращено к нам. Сколько ходок надо сделать к самолету, одному Богу известно. Через час или около того и вовсе стемнеет. Я решил, что нет смысла двигаться в темноте извилистым маршрутом, каким пришлось следовать накануне, и с помощью Загеро и Коразини наметил прямую трассу, устанавливая через каждые пять ярдов бамбуковые палки. Несколько таких палок я взял из туннеля, а остальные были переставлены со старого места.

В самолете было холодно и темно, как в склепе. С одной стороны фюзеляж уже покрылся слоем льда, иллюминаторы, заиндевев, не пропускали света. При свете двух фонарей мы походили на призраков, окутанных клубами пара, почти неподвижно висевших у нас над головами. Тишину нарушали лишь шумное дыхание да хрип, который издает человек в сильную стужу, когда старается не делать глубоких вдохов.

– Господи, ну и жуткое местечко, – заметил Загеро, ежась не то от холода, не то от чего-то другого. Направив луч фонаря на мертвеца, сидевшего в заднем ряду кресел, он спросил:

– Мы… мы их там оставим, док?

– Оставим? – Я положил два «дипломата» на переднее кресло, где уже лежала груда вещей. – О чем это вы?

– Не знаю… Просто я подумал… утром мы похоронили второго пилота, ну и…

–. Вы о похоронах? Ледяная пустыня сама об этом позаботится. Через полгода пурга занесет самолет, и он исчезнет навсегда. Но я с вами согласен. Надо отсюда убираться. От подобного зрелища мороз по коже пробирает.

Направившись к носовой части самолета, в руках Коразини я увидел портативную рацию. Внутри нее со стуком перекатывались детали.