Но, конечно, храбрость и сила ее мужа всегда служили ей надежной защитой от оскорблений и обид?
О да! Когда Ингомар с ней, она ничего не боится. Но только она очень нервная и один раз страшно перепугалась.
Как же это произошло?
Они только что приехали в Калифорнию. Тогда они держали трактир и торговали спиртным. Ингомар — человек очень общительный и пил со всеми посетителями, чтобы не прослыть гордецом, да и торговля так шла бойчее; только Ингомар пристрастился к спиртному, а голова-то у него была не очень крепкая. И вот как-то вечером в буфете собралась буйная компания; она зашла туда и попробовала увести мужа, но ей только пришлось терпеть грубые ухаживания пьяных весельчаков. А когда она наконец увела его к ним в спальню, где ждали испуганные дети, он сразу повалился на кровать в тяжелом оцепенении, так что она даже подумала, что ему в вино что-то подсыпали. И она просидела с ним рядом всю ночь, а под утро услышала в коридоре шаги и, посмотрев па дверь, увидела, как щеколда медленно заходила вверх-вниз, словно кто-то пытался ее открыть. Она стала будить мужа, трясти его за плечи, а он не просыпался. Дверь начала медленно подаваться в верхней своей части (снизу-то был еще засов), словно на нее кто-то навалился всем телом, и в щель просунулась рука. И тут она во мгновение ока пригвоздила эту руку к стене ножницами (своим единственным оружием). Но кончик сломался, и неизвестный страшно выругался и сбежал. А мужу она ничего не рассказала, потому что боялась, как бы он не убил этого человека; но только у них здесь как-то остановился проезжий, а она подавала ему кофе и увидела у него на тыльной стороне руки странный такой треугольный шрам.
Она все еще рассказывала, а ветер все еще выл, и Ингомар все еще храпел на своем ложе из шкур, как вдруг с дальнего конца незастроенной улицы донесся крик, застучали копыта, загремели колеса. Прибыла почтовая карета. Партения с блеклым младенцем на руках бросилась будить Ингомара, и сразу же передо мной возник бравый почтальон, назвал меня по имени и предложил хлебнуть из таинственной темной бутылки. Лошадей скоро напоили, бравый почтальон вручил пакеты, и, попрощавшись с Партенией, я забрался в карету и тут же уснул, чтобы увидеть во сне, как я приезжаю в гости к Партении и Ингомару и как меня усердно потчуют пирогом, что продолжалось, пока я не проснулся на следующее утро уже в Сакраменто. Иной раз мне кажется, что все это было кошмаром, навеянным тяжестью в желудке, но стоит мне побывать на этой трагедии и услышать благородные излияния относительно «двух душ» и прочее, как я сразу вспоминаю Уингдэм и бедняжку Партению.
