Ночь в Пентонвилле - [3]
Тяжелыми шагами он направился в помещение для дежурных, где были расставлены походные койки, надеясь, что сможет хоть немного отдохнуть.
Открыв дверь в это довольно уютное помещение, он с трудом сдержал раздраженный возглас.
За столом сидел толстый мужчина, приветствовавший его широкой улыбкой. Перед ним стояла большая дымящаяся чашка с чаем.
— Эй, Смитерсон, как насчет партии в карты? — предложил он, протянув вошедшему огромную волосатую лапу.
Рок пожал ему руку и тут же вытер свою о куртку, постаравшись проделать это незаметно для сидевшего.
— Что так рано сегодня, Дак? — поинтересовался он.
Мужчина засмеялся грубым смехом.
— Прошлый раз, Смитерсон, я едва не опоздал, и мне пришлось выслушать такое! Надеюсь, вы меня понимаете?
Дак, пентонвилльский палач, не в первый раз оказался его карточным партнером, но сегодня Рок с трудом переносил присутствие слуги позорной смерти; перед его глазами стоял образ Хилари Чаннинга, его розовое детское лицо, белая шея, как у юной девушки. Все с большим отвращением он смотрел на мелькавшие перед ним обезьяньи лапы Дака, перемешивающие и раздающие карты.
Одна партия за другой проходили в полном молчании, так как Дак был внимательным игроком и не любил проигрывать. Впрочем, проигрывать ему и не приходилось, поскольку небольшая стопка пенни на столе возле него постепенно росла.
Неожиданно Смитерсон спросил Дака (даже намного позднее он не переставал задавать себе вопрос, зачем это сделал):
— Дак, вы помните Брауна?
На лбу толстяка появились морщины, свидетельствовавшие о напряженной попытке вспомнить.
— Брауна?.. Если бы мне больше некого было вспоминать. Могу заметить, что эту фамилию носит много людей. Я знал одного парня из конюшни. Но, наверное, вы имеете в виду одного из наших бывших клиентов? Надо подумать.
Он отложил карты и громко хлопнул раскрытой ладонью по своей могучей ляжке.
— Да, я помню одного Брауна! Это был мой первый клиент в Пентонвилле после того, как я переехал сюда из Ливерпуля. Высокий африканец, тощий, как жердь. Я давно забыл про этого шельмеца; впрочем, я их всех быстро забываю. Вы ведь не думаете, что я забиваю себе голову их портретами? Но почему вы о нем вспомнили?
— Просто так, — ответил Смитерсон; у него слегка дрожали губы. — Наверное, именно потому, что он был здесь вашим первым.
— Я уже девятый год в здешней тюряге, — продолжал Дак, — и жаловаться мне не приходится, потому что я никогда не оставался без работы. С этим, что намечен на сегодня, у меня будет.
Он занялся подсчетами на своих толстых плоских пальцах.
— Черт возьми, не могу вспомнить. Тридцать, тридцать два. Или тридцать три? Нет! Я вспомнил, Смитерсон! С сегодняшним их будет тридцать пять!
Он облокотился на стол и задумался.
— Тридцать пять. Значит, так. Я начал в Дублине, работы там хватало, и я отправил на тот свет сорок клиентов. Потом, в Ливерпуле, у меня их было двадцать пять. Я люблю круглые числа. Послушайте!..
Он уставился на Смитерсона вытаращенными глазами и неожиданно громко расхохотался.
— Надо же, сегодня у меня будет сотый! Подумать только — их набирается ровно сотня! Клянусь Юпитером, можно пожалеть, что здесь нет пива или джина, такой результат полагалось бы обмыть!
Его массивное тело сотрясало грубое веселье.
— Сотня! Сегодня будет сотый!.. Просто здорово!.. Надо будет рассказать об этом друзьям. Или даже газетчикам! Они опубликуют мою фотографию, и начальство наградит меня премией!..
Неожиданно Дак погрузился в задумчивость, но через минуту к нему вернулось хорошее настроение.
— Послушайте. Я вспомнил одну женщину. Когда я был в Лондоне, то как-то заглянул в Бетнал-грин. Черт возьми, я давно не вспоминал об этом, но почему-то сегодня воспоминания вернулись ко мне. Это была смуглая ведьма с островов, предсказывавшая судьбу.
«Ваша работа — это смерть», — сказала она мне, раскинув карты и изучив линии моей ладони. «Еще бы, старушка! Ты точно угадала!» — ответил я. «Ты дашь смерть ровно сто раз. — сказала она и добавила: — Вернее, сотого раза не будет.» А вот здесь она попала пальцем в небо, старая карга, и я очень скоро докажу это!
Я все равно дал ей шиллинг, но она швырнула его в канаву, крикнув: «Первый заставит тебя лишиться последнего!» Конечно, я ничего не понял. — И Дак добавил задумчивым тоном: — Забавно, Смитерсон, что я со своей короткой памятью вдруг вспомнил такие пустяки из далекого прошлого.
Настенные часы тяжело пробили четыре раза.
— Пойду проверю машину, — заявил Дак. — У меня еще навалом времени, но я теперь сам налаживаю ее с тех пор, как меня заставили платить помощнику. Получается приличная экономия.
Смитерсон попытался уснуть, но безуспешно.
Из помещения для дежурных он слышал стук молотка Дака, проверявшего свое устройство в небольшом жутком помещении рядом с дежуркой. Потом раздался скрип рычагов механизма, открывавшего люк.
Пять часов.
Через полчаса нужно будет дать сигнал подъема для охранников; подъем заключенных из-за казни будет позже обычного.
Смитерсона немного удивило отсутствие Дака, обычно быстро справлявшегося с проверкой. Он уже решил заглянуть в помещение для казни, когда послышался глухой стук. Он вздрогнул, потому что хорошо знал: так стучал откидываемый люк, за которым следовал отвратительный мягкий удар тела, жизнь которого прервалась.
ЖАН РЭЙ (настоящее имя Раймон-Жан-Мари Де Кремер; 1887–1964) — бельгийский прозаик. Писал под разными псевдонимами, в основном приключенческие, детективные романы, а также книги в духе готической фантастики: «Великий обитатель ночи» (1942), «Книга призраков» (1947) и др.Рассказ «Черное зеркало» взят из сборника «Круги страха» (1943).
«Жан Рэй — воплощение Эдгара По, приспособленного к нашей эпохе» — сказал об авторе этой книги величайший из фантастов, писавших на французском языке после Жюля Верна, Морис Ренар, чем дал самое точное из всех возможных определений творчества Жана Мари Раймона де Кремера (1887–1964), писавшего под множеством псевдонимов, из которых наиболее знамениты Жан Рэй, Гарри Диксон и Джон Фландерс. Граница, разделявшая творчество этих «личностей», почти незрима; случалось, что произведение Фландерса переиздавалось под именем Рэя, бывало и наоборот; в силу этого становится возможным соединять некоторые повести и рассказы под одной обложкой, особо не задумываясь о том, кто же перед нами — Рэй или Фландерс. Начиная уже второй десяток томов собрания сочинений «бельгийского Эдгара По», издательство отдельно благодарит хранителей его архива и лично господина Андре Вербрюггена, предоставившего для перевода тексты, практически неизвестные на родине писателя.
Бельгиец Жан Рэ (1887 – 1964) – авантюрист, контрабандист, в необозримом прошлом, вероятно, конкистадор. Любитель сомнительных развлечений, связанных с ловлей жемчуга и захватом быстроходных парусников. Кроме всего прочего, классик «чёрной фантастики», изумительный изобретатель сюжетов, картограф инфернальных пейзажей. Этот роман – один из наиболее знаменитых примеров современного готического жанра в Европе. Мальпертюи – это произведение, не стесняющееся готических эксцессов, тёмный ландшафт, нарисованный богатым воображением.
Бельгиец Жан Рэ (1887 – 1964) – авантюрист, контрабандист, в необозримом прошлом, вероятно, конкистадор. Любитель сомнительных развлечений, связанных с ловлей жемчуга и захватом быстроходных парусников. Кроме всего прочего, классик «чёрной фантастики», изумительный изобретатель сюжетов, картограф инфернальных пейзажей.
Бельгийский писатель Жан Рэй, (настоящее имя Реймон Жан Мари де Кремер) (1887–1964), один из наиболее выдающихся европейских мистических новеллистов XX века, известен в России довольно хорошо, но лишь в избранных отрывках. Этот «бельгийский Эдгар По» писал на двух языках, — бельгийском и фламандском, — причем под десятками псевдонимов, и творчество его еще далеко не изучено и даже до конца не собрано. В его очередном, предлагаемом читателям томе собрания сочинений, впервые на русском языке полностью издаются еще три сборника новелл.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В преисподнюю прибыла инспекция. Загадочный седовласый господин критически осматривает круги ада, беседует с насельниками и смущает местных бюрократов: кто он — архангел, сам Господь или живой человек?На обложке: рисунок Leo & Diane Dillon.
Множество людей по всему свету верит в Удачу. И в этом нет ничего плохого, а вот когда эта капризная богиня не верит в тебя - тогда все действительно скверно. Рид не раз проверил это на своей шкуре, ведь Счастливчиком его прозвали вовсе не за небывалое везение, а наоборот, за его полное отсутствие. Вот такая вот злая ирония. И все бы ничего, не повстречай Счастливчик странного паренька. Бывалый наемник сразу же почувствовал неладное, но сладостный звон монет быстро развеял все его тревоги. Увы, тогда Счастливчик Рид еще не знал, в какие неприятности он вляпался.
Интернет-легенда о хаски с чудовищной улыбкой может напугать разве что впечатлительного подростка, но хаски найдет средства и против невозмутимого охранника богатой дачи…
Весь вечер Лебедяна с Любомиром, сплетя перста, водили хороводы, пели песни и плясали в общей толчее молодежи. Глаза девицы сверкали все ярче и ярче, особенно после того, как Любомир поднес ей пряный сбитень. Пили его из общего глиняного кувшина и впрогоряч. Крепкий, пьянящий напиток разгонял кровь и румянил щеки, подхлестывая безудержное веселье и пробуждая силы для главного таинства этой ночи. Схватившись за руки крепче прежнего, молодые прыгали через костер, следя за тем, как беснуются сполохи смага, летя вослед.
Оконченное произведение. Грядет вторая эра воздухоплавания. Переживут ли главные герои катаклизм? Что ждет их в новом мире? Открытие забытых небесных островов, продолжение экспансии островитян, восстания челяди,битва держав за место под солнцем на осколках погибающего континента. Грядущий технологический скачек, необычная заморская магия, новые города, культуры и жизненный уклад содрогнут когда-то единую Некротию...