Ночь в награду - [9]

Отец. Я не боюсь… просто я раньше не получал награду.

Лукреция. Постарайтесь расслабиться. В спальне на верхней полке буфета валерьянка. Накапайте себе двадцать капель.

Отец. Спасибо, вы очень добры.

Входит Пец.

Пец. Все в порядке, мы можем ехать.

Отец. А я?

Пец. Сейчас Бася придет. Крепись, старина. Потом все мне расскажешь!

Лукреция. Вы помните, где валерьянка?

Отец. Да, спасибо.

Лукреция. Густав, вы подкинете меня до Гоголевской?

Пец. Сочту за честь. До завтра, профессор. Я за вами заеду, надо будет подписать документы о выполнении обязательств.

Лукреция. Чао, профессор!

Они уходят. Отец один в гостиной. Он идет к телефону, берет трубку, но не набирает номера — прислушивается, не идет ли кто. Отец испуганно кладет трубку на рычаг. Подходит к зеркалу, поправляет галстук. Проверяет, хорошо ли замыто пятно на рукаве.

Бася, войдя в комнату, стоит, не приближаясь, разглядывая гостя. Она очень красива. Одета она просто, волосы не уложены — словно профессор хороший ее приятель и заглянул на чашку чая. Потому из-за него не надо приодеваться и краситься — он и такой ее примет. В то же время понимаешь сразу, что Бася — уникальный образчик человеческой самки — даже край ее платья до безумия возбуждает самцов. Ради обладания такой женщиной мужчина может забыть о долге, совести, чести.

Отец чувствует, что Бася в комнате. Он еще не увидел ее, он еще не обернулся, но весь напрягся и стал похож на старого растрепанного вороненка.

Бася. Добрый вечер, профессор.

Отец вскакивает.

Отец. Здравствуйте. Мне очень приятно.

Бася. Поздравляю вас, Егор Адамович, с получением высокой награды — правом провести ночь со мной.

Отец. Ну что вы, я никак не заслужил…

Бася. Садитесь, профессор, в ногах правды нет. У вас, наверное, сегодня был трудный день.

Отец. Спасибо, я постою.

Бася. Я настаиваю, Егор Адамович. Вы же мой гость. А я страшно проголодалась. Еще спасибо, что они оставили нам холодное.

Отец садится. Он все еще толком не смотрит на Басю, взгляд его падает то на ее щиколотки, то на пальцы…

Бася. Налейте мне вина. И себе тоже. Я так боялась, что Лукреция с Густавом все вино вылакают. Это же страшная компания.

Отец. Нет, что вы, они совсем не пили.

Бася. Можете на меня смотреть. Только не сразу. Вы по кусочкам на меня смотрите. А то вы пожилой человек, кондрашка может случиться.

Отец. Кондрашка?

Бася. Это у нас так говорили, в детстве. На самом деле это инсульт. У вас был инсульт?

Отец. Почему у меня должен быть инсульт?

Бася. Знаешь, как мне попадется старикашка, сразу или инсульт, или инфаркт. Прямо наказание какое-то. Наливайте, наливайте, мы сейчас с вами славно напьемся. У меня настроение есть напиться. У вас так бывает или доктор не велит?

Отец. У меня никогда не было такого желания. Я всегда мог углубиться в работу, и неприятности отступали.

Бася. Счастливый. Мне бы такую работу. А в мою разве углубишься.

Отец. Простите, я не хотел вас обидеть. Я понимаю… специфика вашего труда требует, конечно…

Бася. Хватит. В словах запутался. Берите цыпленка. Цыпленок совсем холодный. Они его в морозилке, что ли, держали? Я сама виновата — у меня есть места застревания. Вы понимаете?

Отец. Нет, простите, нет.

Бася. Места застревания — это места, где я застреваю. Очень просто. Я застреваю в ванне, потому что очень люблю мыться, и я застреваю перед зеркалом, потому что люблю себя раскрашивать так, чтобы никто не догадался, что я себя раскрасила. Вот скажите, по моей роже видно, что я раскрашена?

Отец. Нет, ну что вы!

Он рассматривает Басю, и постепенно страх перед ней, смущение сменяются желанием — отец как бы вспоминает, зачем он здесь и для чего находится эта женщина. Он даже привстает в своем неожиданном стремлении к Басе, и той приходится остановить его.

Бася. Перестаньте так на меня смотреть, Егор Адамович. Вы же пожилой человек, это может плохо отразиться на вашем здоровье!

Отец. Ах, бог с ним, со здоровьем. Живем один раз!

Бася. Налейте мне еще, пожалуйста.

Отец, разливая вино, вынужден отвести взор от Баси.

Бася. Я сама виновата, что цыпленок остыл. Ну кто меня просил брать с собой в сортир Агату Кристи? Вы любите читать в сортире? Ах, так нельзя говорить при профессоре! Ну не сердитесь, не дуйтесь. Я так красиво устроена, что даже на стульчаке смотрюсь не хуже Мадонны.(Ест быстро, весело, как ребенок, который нагулялся.) Знаете, когда мне сказали, что у меня будет настоящий профессор, я чуть от радости не лопнула. Это же такая редкость!

Отец. Ну уж редкость! У нас в университете профессоров человек двести.

Бася. Мне плевать, сколько в университете, мне интересно, сколько в моей постели. Я думала раньше, что профессорам меня в награду не дают. Они бедные, но ужасно умные.

Отец. Если я не ошибаюсь, я первый.

Бася. А я точно знаю, что первый. Налейте мне еще. Вы не бойтесь, я не напьюсь. У меня почти все министры перебывали. Но больше всего мне понравился один певец. Баритон. Я его раньше только на пластинках слушала, а вдруг открывается дверь — батюшки светы! Он самый, толстый, веселый… Вы знаете, все думают, что он курчавый, а у него на затылке лысина. Представляете, такой молодой, а уже лысый. Ужас!