Ночь в Кэмп Дэвиде - [89]

— Но за последнее время, джентльмены, — продолжал Холленбах, — со мной произошло нечто более серьёзное.

Присутствующий среди вас доктор Липперт уже вероятно сообщил, вам, что я иногда обращался к нему с жалобами на перебои сердца. За последнее время эти перебои усилились. Временами я даже испытываю острую боль. Таким образом, чтобы как-то закончить всю эту некрасивую историю, я должен сказать вам, что моё сердце меня очень тревожит.

Генерал Лепперт с удивлением воззрился на президента, остальные сидели с каменными лицами, напряжённо ожидая дальнейших слов президента.

— В результате я решил отложить совещание с Зучеком. Завтра в девять часов утра — или, точнее, сегодня — я намерен созвать пресс-конференцию и заявить об этом публично. И ради спокойствия всех здесь присутствующих я намерен объявить на ней, что решил уйти в долговременный отпуск.

Молчание в комнате стало тягостным. Снаружи послышался скрип шин какого-то запоздалого автомобиля, промчавшегося по Оу-стрит. Фары его стремительно пробежали по окнам, как вспышка прожектора.

Одлум, Галлион и Никольсон взирали на Холленбаха с удивлением, но на лицах их можно было прочитать облегчение, они очевидно приветствовали любое компромиссное решение, только бы покончить с «некрасивой историей». Бразерс, как всегда нейтральный и непроницаемый, вообще не обнаружил на своём лице никакого чувства. Каваног, Карпер, Гриском и Маквейг обменивались беспокойными взглядами. О’Мэлли жевал сигару и хмуро соображал, что будет означать для него этот неожиданный уход президента в долгосрочный отпуск. Гриском посмотрел было наверх, в направлении спальни, где спал молодой Марк, но Карпер перехватил его взгляд и отрицательно покачал головой.

— Я считаю, мистер президент, — наконец выдавил из себя Никольсон, — что это мудрое и патриотическое решение. Пока вы будете отдыхать, мы будем смотреть в оба и стараться не слишком вас беспокоить. В одном только я совершенно уверен, мистер президент: вы так же нормальны, как я сам.

Джим заметил на лице Холленбаха усмешку и понял, что тот тоже оценил юмор положения.

— А насколько нормальны вы, Ник? Ладно, не будем больше путаться, речь идёт о моём больном сердце. И мне хочется надеяться, джентльмены, что после моего завтрашнего заявления на пресс-конференции у вас не возникнет надобности обнародовать другие обсуждавшиеся здесь темы?

— Не беспокойтесь, мистер президент, мы всё сохраним в тайне, — отозвался Фред Одлум.

Гриском внимательно посмотрел на врача Белого дома:

— А вы что скажете, Лепперт? Вы согласны, что президент поступает правильно?

— Человек, у которого начинает пошаливать сердце, должен постепенно сокращать свою деятельность. Продолжать работать на такой головокружительной скорости в таком страшном напряжении означало бы просто испытывать судьбу! Я уже давно убеждал президента взять отпуск.

Все стояли в неловких позах, словно актёры, утомлённые затянувшейся репетицией. Никольсон шагнул к президенту и, схватив его за руку, крепко её пожал:

— От души желаю вам хорошо отдохнуть и набраться сил! Вы приняли мудрое решение, мистер президент!

— Гораздо более мудрое, чем вы подозреваете, Ник, — ответил Холленбах.

Каждый по очереди подходил к президенту и пожимал ему руку. Когда очередь дошла до Джима, он почувствовал себя смущённым и виноватым. Что могла изменить эта отсрочка? Холленбах улыбнулся и протянул сенатору серебряную авторучку:

— Возьмите её себе, Джим, — сказал он тихо. — Пусть она останется у вас на память о днях, которые могли настать… Если бы не они… — Президент смотрел на Джима остановившимся взглядом.

— Они?..

— Вы знаете, о ком я говорю, Джим, — прошептал Холленбах. — Впрочем, теперь это уже не имеет значения. Просто смотрите на неё иногда и вспоминайте, что из нас с вами могла бы получиться неплохая упряжка!

У Джима навернулись слёзы, он был слишком взволнован и не мог найти подходящих слов.

— Благодарю вас, сэр! — только и нашёлся он.

Вдруг Холленбах выпрямился и бодро, заразительно улыбнулся.

— А ну, веселее, джентльмены, — добродушно сказал он окружившим его людям. — Что это у вас такой вид, словно у похоронной команды! Америка — великая страна! Она всех нас переживёт. Боже мой, да ведь уже скоро пять утра! Мне пора идти. Пошли, Пат. Поедем вместе в Белый дом. Раз вы будете замещать меня во время отпуска, то мне надо сразу же коротко ввести вас в курс некоторых дел.

Поддерживая за локоть Пата О’Мэлли, президент покинул гостиную. Они вышли на улицу и вместе с тремя агентами Секретной службы забрались в длинный сверкающий лимузин Белого дома. Все оставшиеся столпились на крыльце, молча глядя на отъезжающих. Утренний воздух был прохладен и покалывал кожу. Небо прорезал первый луч наступающего дня. Марк Холленбах ещё раз махнул всем рукой, и машина скрылась в молочном утреннем тумане.

ГЛАВА 19. СЕРДЦЕ ПРЕЗИДЕНТА

Когда лимузин Сиднея Карпера остановился на гравиевой дорожке перед домом Маквейга, было ещё начало девятого. Джим только что вышел из спальни, сонно моргая и протирая глаза. Ему удалось поспать только два часа, и он ещё плохо соображал. Чинки собирала в прихожей учебники и, заслышав его шаги, громко крикнула: