Ночь в гареме, или Тайна Золотых масок - [10]

Состояние Махмуда-паши было так опасно, что доктора сочли нужным приготовить его супругу ко всему. Конечно, они не могли определить, когда наступит смерть, но на выздоровление было так мало надежды, что они сочли долгом прямо объявить это его близким.

Наутро султан, узнав о внезапной болезни Махмуда-паши, послал Гассан-бея в его дом узнать о состоянии здоровья великого визиря. Гассан принес зловещий ответ, и весть об опасном положении первого сановника в государстве быстро разнеслась из уст в уста, а телеграф передал ее во все концы света.

IV Восстание начинается

Угнетенные христианские народы начали восставать, вассальные княжества не хотели больше подчиняться для них одних установленным законам. Не хотели дольше переносить самоуправство турецких чиновников. Тщетно другие державы ходатайствовали у Порты за подчиненные ей христианские княжества. Визири обещали немедленно приступить к улучшению их положения, но дальше обещаний дело не шло, и христиане остались в прежнем положении. Тогда угнетенные народы, гяуры, как с пренебрежением называли их турки, восстали. Они не хотели выносить долее нестерпимое иго и, зная, что ничего не достигнуть просьбами и убеждениями, взялись за оружие, подстрекаемые разными лицами, происхождение и замыслы которых никому не были известны, но которые, в сущности, были переодетыми турками, подосланными Майсуром и другими, заодно с ним действовавшими, ревнителями ислама. Вере божественного пророка необходима была новая кровавая жертва, новое торжество.

Как при лесном пожаре опустошительное пламя неудержимо стремится вперед, не зная преград, так и пламя мятежа с неимоверной быстротой переходило с места на место, и в короткое время борцы уже собрались по зову их вождей. Все клялись вести с турками борьбу не на жизнь, а на смерть и лучше умереть, чем снова покориться. Силы восставших возрастали с каждым днем, и турецкие войска уже выступили для усмирения мятежа, о бурном начале которого приходили известия в столицу. И здесь втихомолку и открыто разжигали фанатизм. Повсюду на площадях являлись дервиши с зелеными знаменами и подстрекали толпу к кровавой религиозной войне. На улицах толпились софты. На оружейных рынках в скором времени распродали все запасы оружия, и на улицах Стамбула ослепленные фанатизмом турки грозно сжимали кулаки и размахивали кинжалами, ярко сверкавшими на солнце.

В Бейко, прелестном летнем дворце, а также и на пустынной тагандшитарской равнине между Скутари и Кадикией уже с давних пор возвышались белые конусообразные палатки войск. В этом смысле вышеупомянутый пункт есть историческое сборище созванных под знамена пророка борцов династии Османов. Здесь собирались войска, которые в тридцатых годах в виде подкрепления были посланы в глубину Анатолии, когда египетский Ибрагим-паша уже перешел Тавр и при Конхе разбил турок наголову. Весь северо-запад Анатолии походил тогда на огромнейший лагерь.

Перед Крымской войной и во время ее неоднократно повторялись подобные сцены, и теперь стоит только бросить взгляд на лагерное поле в Скутари, и все эти сцены снова выступают перед глазами наблюдателя. Живо представляется ему весь этот восточный сброд, яркие разнообразные костюмы которого напоминают маскарад. Сераскир употребил все усилия для подкрепления своих войск в мятежных областях. Хотя система набора рекрутов в азиатских провинциях и находится в младенческом состоянии, но кто знает короткую процедуру этого дела в Турции, тому нисколько не покажется удивительным, что отряды, расположенные лагерем по Босфору, с каждым днем все увеличивались. В больших городах барабанным боем сзывают нерегулярных солдат, затем следует чтение короткого приказа – и дикие орды мчатся в соседние округа, где ловят всех способных носить оружие и тащат в казармы. Долгие и утомительные походы приходится делать этим новобранцам. С высот Киликийского Тавра и опасных разбойничьих притонов Анти-Таврской горной страны спускаются они в малоазийские области: в Ангору или Канзий. Значение этого последнего города, где под куполообразным сводом почиет магометанский святой Джеллиль-Эддин помогает рекрутам забыть свое подневольное положение, воспламеняя сердца их любовью к Отечеству и разжигая фанатизм.

Многие из новобранцев пришли из северных понтийских стран. Надетые на них колючие амулеты указывают в них береговых жителей Симсонских островов, между тем как сильные, рослые фигуры, занятые приготовлением жирного барана, внутренность которого они начиняли пилавом, не могли скрыть их происхождения с Аракса, с озера Ван и из Курдистана. Все они вместе примкнули к малоазийским башибузукам. Их связующим началом служит седобородый дервиш из Баязета, амулеты которого, состоящие из пестрой коллекции камней, раковин, зубов акулы, бренчат на мускулистой, обнаженной шее. Глаза его дважды видели Каабу, а сандалии, ступавшие на землю Геджаса, изрезанные на мелкие ремешки, представляют странное, оригинальное украшение пояса. С восторгом приковываются взоры старика к сверкающим золотом исполинским куполам Айя-Софии. Взгляд этот словно устремлен на видение, может быть, он вызван употреблением слишком сильной дозы гашиша; сквозь розовый туман тусклый взгляд его погружается в золотую область рая. Пронзительно звучат барабаны арнаутов. Радостные крики потрясают воздух. Боязливо смотрит мрачный Аймар, а старый дервиш с истоков Евфрата вздрагивает, словно пробужденный от тяжелого сна.