Ночь святого Вацлава - [11]

– Что с тобой творится, Николас?

– Это ты со мной такое творишь! – ответил я.

Она горячо ответила на мой поцелуй, и когда мы оторвались друг от друга, глаза у йее были нежные, искрящиеся и влекущие.

– Если бы ты знал, как я психовала! – воскликнула она. – Ну пообещай мне, Николас, что теперь все будет в порядке.

– Конечно, – нехотя промямлил я.

– Неужели он согласился сделать тебя полноправным партнером?

Инстинкт самосохранения вяло тявкнул где-то внутри, как огромный усталый бульдог.

– Знаешь, это долго объяснять.

– Ладно, – легко сказала она, – мне, наверно, знать не положено.

– Положено, Маура. Просто я сейчас не могу всего рассказать. Ну поверь же мне, Маура! – воскликнул я, изо всех сил стараясь попасть в тот же патетический тон. – Я это хорошенько проанализировал и решил, что ты имеешь право знать обо всем. Но пока что, пожалуйста, поверь мне на слово!

– Нету у меня никаких прав, – ответила она холодно, но холодными были только слова. А глаза были горячие, любопытные. – А когда ты мне сможешь рассказать?

– Скоро, – ответил я, поражаясь, как это я умудрился так легко попасть в ее ловушку. Ведь вся соль была в том, чтобы скрыть от нее, что для нашей женитьбы нет уже никаких препятствий. А теперь она поняла, что: а) я могу это сделать; и б) ее науськивания на Хрюна не пропали даром. А то, что последнее обстоятельство – ложь, не только мешало делу, но создавало для меня дикие неудобства. Сам я твердо решил, что встречусь с Хрюном один-единственный раз – чтобы за все отыграться. А теперь вот придется нести всякую чушь.

От этой перспективы я так завелся, что даже нежничать расхотелось. Я закурил сигарету и улегся с ней рядышком. Головы наши соприкасались, но она больше не говорила ни слова. А я лежал и краешком глаза смотрел на ее ресницы – как они быстро и раздумчиво хлопают в небо.

4

Следующие три дня прошли как в угаре. У меня состоялась короткая, но горячая перепалка с Хрюном и мисс Воспер, в которой я не столько сжег мосты, сколько разрушил привычную сердцу гавань. Вообще-то не стоило так распаляться, но я был пьян и богат…

Я заказал себе два новых костюма, а потом купил еще один, готовый, приобрел три шелковые рубашки, две пары ботинок, три покрышки для колес и коробку передач и расплатился с миссис Нолан. Она сгорала от любопытства по поводу письма адвоката, и я, боясь, как бы она не проболталась по телефону Мауре, соврал, что речь действительно идет о завещании, но, поскольку дело осложняется наличием других наследников, я дал себе клятву пока не произносить ни слова.

Днем я как бешеный сорил деньгами, а по вечерам встречался с Маурой. Наши отношения стали какими-то странными, зыбкими, но вовсе не неприятными. Она вела себя спокойнее, довольно иронично, но вопросов подчеркнуто не задавала. Все было так, будто мы только что познакомились. Оба на взводе, но стесняемся. И я всю дорогу чувствовал, что обязан гнать пургу насчет службы у Хрюна.

В среду я снова позвонил Имре.

– Николас, сынок, – шумно дыша, сказал он, – наберись, пожалуйста, терпения. Я ей еще не рассказал. Она все это время недомогает.

– Черт возьми, дядя! Но я обязан ее увидеть!

– Знаю, сынок, знаю, – печально ответил он, – она уже спрашивала, почему ты не приезжаешь. Но может, тебе стоит отложить визит до конца недели?

– Ну, если вы считаете, что так лучше… – промямлил я.

– Скажем, до субботы, а? Тогда я успею… Ей сейчас получше. Да, в субботу было бы замечательно. Мы с тобой сперва потолкуем с глазу на глаз…

– Ладно.

– До свидания, – быстро сказал он. Наверно, в прослушиваемой зоне возникла маменька.

– До свидания, – ответил я, услышав щелчок, и от злости чуть не разбил трубку.

Я был уверен, что мать примет известие о смерти Белы гораздо более стойко, чем это мерещилось Имре, – мои интересы были для нее гораздо важнее. А за это, – решил я, – ей причитается какой-нибудь колоссальный подарок. И отправился к себе наверх считать бабки.

Я высыпал содержимое кошелька, вывернул карманы, сложил все в кучку и стал считать. Там было семь пятерок, две фунтовые бумажки и пригоршня серебра. Я с ужасом смотрел на эти гроши. Значит, у меня за полнедели улетело больше ста сорока фунтов, и это при том, что за два костюма я заплатил только задаток./. То есть мне предстояло выложить еще восемьдесят фунтов! Я стал думать, как объяснить все это Канлифу.

Отрепетировав свою речь, как бы обращаясь к нему мысленно, я закурил новую сигарету и пошел вниз звонить.

Но только я снял трубку, как миссис Нолан тут же выглянула из своего закутка, и мне пришлось быстренько набрать номер службы времени, тщательно свериться с собственными часами и выйти на улицу, чтобы поговорить из будки за углом.

Булка тут же подозвала Канлифа.

– Слушаю вас, мистер Вистлер, чем могу служить?

– Я просто хотел узнать, есть ли какие-нибудь новости… – Я вдруг увидел в круглом зеркальце свою физиономию, а на ней – этакую чахлую улыбочку.

– Нет. Я еще ничего и не жду. А что, у вас возникли затруднения?

– Не то чтобы затруднения… Я думал, может, есть возможность… решить как-нибудь более конкретно с деньгами. Например, регулярно переводить мне какую-то сумму.