Ночь с дьяволом - [58]

Потом его разгоряченные движения разожгли ее, и Фредерика, подчиняясь заданному им ритму, стала приподнимать бедра ему навстречу. Она полностью подчинилась, инстинктивно чувствуя, что пока еще не достигла каких-то неведомых ей вершин удовольствия, к достижению которых она так стремилась. Бентли открыл глаза. Он все понял и, не замедляя темпа своих движений, продолжал вторгаться в ее тело, искушая, поддразнивая и обещая все новые наслаждения. Она ждала их, она хотела их получить. Хотела его. Своего мужа.

Он ускорил темп, проникая все глубже, и Фредерика застонала. Ее тело обмякло, растворившись в нем. А он, схватив ее за плечи, сделал последний рывок, и она почувствовала, как в нее извергается его горячее семя. Он вскрикнул глухим, низким голосом и упал на нее, ловя ртом воздух.

— Фредди! Ах Боже мой!

Потом он вдруг встревожился и перекатился вместе с ней на бок.

— Ребенок… — прошептал он. — Нам не следовало… Фредерика, пребывавшая в полном изнеможении, все-таки смогла произнести несколько слов:

— Нет, Бентли, это наверняка не повредит ребенку.

— Ты уверена? — робко спросил он. Фредерика, собрав последние силы, улыбнулась:

— Абсолютно.

Бентли поцеловал ее, потом, не говоря больше ни слова, положил руку на ее живот и мгновенно заснул.

Трудно сказать, сколько прошло времени, когда Фредерику разбудил осторожный стук в дверь.

— Мистер Би? — произнес голос с характерным акцентом кокни. — Мистер Би, поднимайтесь скорее. Я тут принесла вам воду, а миссис Наффлз вынимает из духовки яблочный пирог.

Проснувшись утром, Бентли с удивлением осознал, что проспал всю ночь, чего с ним не случалось в Чалкоте, пожалуй, в последние пятнадцать лет. Приподнявшись на локте, он заметил, что между шторами пробивается солнечный свет, хотя, как ему смутно помнилось, шторы были плотно сдвинуты вечером сразу же после ужина.

За спиной послышался какой-то тихий звук. Он обернулся и увидел Фредди, которая, подавив зевок, смотрела на него мягким, удовлетворенным взглядом. У него чуть сердце не остановилось от внезапно охватившего его непривычного чувства нежности. Он не сказал бы, что ощущение это было неприятным. Однако оно привело его в большее замешательство, чем чувства, которые он испытывал, занимаясь с ней любовью. «Силы небесные! Ситуация чем дальше, тем больше выходит из-под контроля».

Чтобы скрыть свое замешательство, Бентли провел рукой по лицу.

— Доброе утро.

— Доброе утро. — Она протянула руку и пригладила упавшие на его лицо волосы. — Хорошо спалось?

— Спал как убитый, — рассмеялся он, перекатываясь к ней. — Боюсь, что я могу привыкнуть к этому, любимая.

— Привыкнуть — к чему? — рассмеялась она.

— Просыпаясь, находить тебя в своей постели, — пояснил он, зарывшись лицом в ее волосы.

Фредди улыбнулась, потянувшись, словно кошечка, гибким телом.

— Думаешь, что сможешь?

— Гм-м. Дай подумать. — Бентли взял ее за плечо и, немного отстранив от себя, медленно окинул взглядом. — Да. Ты — это самое лучшее из того, что можно увидеть, проснувшись утром. Чертовски удобный вариант для женатого мужчины. Видишь ли, некоторые женщины наутро оказываются куда хуже, чем вечером.

Фредди лукаво усмехнулась:

— Значит, у тебя случались неприятные сюрпризы? Бентли поморщился.

— Бывало, — признался он. — Но, слава Богу, ни на одной я не был женат.

Она рассмеялась, а он, перекатившись на спину и подтащив ее к себе, уложил на сгибе руки, заметив, что и тут она тоже очень точно вписалась в его локоть. Покрывало, соскользнув, открыло взгляду ее груди, изящно обрисовывающиеся под тканью ночной сорочки, и его вновь захлестнула волна нежности. Чтобы прогнать это чувство, он сунул руку под покрывало и погладил ее по животу.

— Фредди, любимая, ты, наверное, слишком мало ешь? — задумчиво поинтересовался он. — Разве ты не должна начать толстеть или еще что-нибудь?

Фредди слегка надула губки.

— Эви говорит, что к Мартынову дню [13] я буду размером с дом, — проворчала она. — Тогда я наверняка уже не буду такой привлекательной.

Он немедленно поймал ее губы и крепко поцеловал ее.

— Ты станешь еще привлекательнее, — заявил он с горячностью, поразившей его самого. Решительно положив руку на ее живот, он добавил: — Да, ты будешь еще прекраснее, Фредди. Ты будешь соблазнительной и очень женственной с моим ребенком в животе. Разве может быть что-нибудь более привлекательное для мужчины? — Он осыпал ее лицо поцелуями. — Ты будешь такой хорошенькой, что мне будет трудно контролировать себя. Тебе придется отгонять меня метлой.

Фредерика рассмеялась, и он импульсивно откинул покрывало и приложился губами к тому месту, где лежала его рука. Сквозь тонкую ткань ее ночной сорочки он чувствовал жар ее кожи и еле уловимый цветочный аромат мыла.

— Ты меня слышишь, цветочек душистого горошка? — спросил он, обращаясь к ее животу. — Твоя мама станет такой неотразимой, а твой папа таким ненасытным, что тебе еще много месяцев придется терпеть покачивания и толчки.

Фредерика, все еще смеясь, пыталась оттащить его голову от живота, и он в конце концов послушался.

— Цветочек душистого горошка? — повторила она.

— Видишь ли, это будет девочка, — заявил он, положив голову на ее плечо. — Уж я-то знаю.