Ночь. Рассвет. Несчастный случай (Три повести) - [40]

— Надеюсь, Давид знает об этом, — сказала Илана. Ее лицо побледнело еще больше и приобрело бронзовый оттенок.

— Не бойся, палач ему расскажет, — ответил Гад.

Я понимал горечь, которая прозвучала в его голосе. Они с Давидом дружили с детства и вместе присоединились к Движению. Гад рассказал мне об их дружбе только после ареста Давида, говорить об этом раньше было бы небезопасно. Чем меньше знаешь о своих товарищах, тем лучше — таков один из основных принципов любой подпольной организации.

Гад был с Давидом, когда его ранили; по сути дела, он командовал операцией. Такого рода налеты мы называли «легкой работой», но храбрость тупицы-часового все испортила. Это из-за него Давида завтра повесят. Уже раненный в живот, в предсмертных судорогах часовой не только продолжал ползти по земле, но еще и стрелял. Вот что может натворить смелый, упрямый болван!

Была ночь. Армейский грузовик остановился у ворот лагеря парашютистов, к югу от Хедеры. В машине сидели майор и три солдата.

— Мы приехали за оружием, — сказал майор часовому. — Сегодня вечером ожидается нападение террористов.

— Чертовы террористы, — пробормотал часовой сквозь усы, возвращая майору документы.

— Все в порядке, майор, — сказал он, открывая ворота. — Проезжайте.

— Спасибо, — ответил майор, — где склады?

— Прямо и два раза налево.

Машина тронулась, проследовала, как было сказано, и остановилась перед каменным зданием.

— Приехали, — сказал майор.

Они вылезли, сержант отдал майору честь и открыл дверь. Майор ответил на его приветствие и вручил ему приказ за подписью полковника. Подателю сего приказа предписывалось выдать пять автоматов, двадцать винтовок, двадцать пистолетов и необходимые боеприпасы.

— Мы ожидаем нападения террористов, — пояснил майор снисходительно.

— Чертовы террористы, — проворчал сержант.

— Мы спешим, — добавил майор, — нельзя ли побыстрее?

— Конечно, сэр, — ответил сержант, — я понимаю.

Он показал троим солдатам оружие и боеприпасы, и те молча и быстро погрузили их в грузовик. Через несколько минут все было кончено.

— Только я оставлю у себя это предписание, — сказал сержант, когда посетители собрались трогаться.

— Разумеется, сержант, — ответил майор, садясь в грузовик.

Часовой как раз намеревался открыть ворота, когда в караульной будке зазвонил телефон. Извиняясь на ходу, часовой пошел к аппарату. Майор и его люди нетерпеливо ждали.

— Простите, сэр, — сказал часовой, выходя из будки. — Вас хочет видеть сержант. Он говорит, что с вашим предписанием что-то не в порядке.

Майор вылез из машины.

— Я объясню ему все по телефону, — сказал он.

Едва часовой повернулся, чтобы снова войти в будку, как на его затылок опустился кулак майора. Часовой бесшумно рухнул на землю. Гад подошел к воротам, распахнул их и помахал шоферу, чтобы он проезжал. В эту минуту часовой очнулся и начал стрелять. Дан всадил ему пулю в живот, тем временем Гад вскочил в машину и крикнул:

— Вперед! Быстрее!

Раненный часовой продолжал стрелять, и одна из его пуль пробила шину. Гад не растерялся и решил заменить колесо.

— Давид и Дан, прикрывайте нас, — сказал он спокойным, уверенным голосом.

Давид и Дан схватили два только что полученных автомата и заняли оборону.

Но теперь весь лагерь всполошился. Раздавались команды, началась стрельба. Каждая секунда была на счету. Прикрываемый Давидом и Даном, Гад заменил колесо. Но парашютисты приближались. Гад понимал, что самое главное — увезти оружие.

— Давид и Дан, — сказал он, — оставайтесь на местах. Мы уходим. Постарайтесь задержать еще на три минуты, пока мы не скроемся, потом можете отступать. Пробирайтесь в Гедеру, там друзья спрячут вас. Вы знаете, где их искать.

— Я знаю, — ответил Давид, стреляя. — Сматывайтесь, да побыстрее!

Оружие и боеприпасы удалось спасти, но Давид и Дан дорого заплатили за это. Дан был убит, а Давид ранен. И все из-за упрямого храброго часового с пулей в брюхе!

— Чудный парень был Давид, — сказала Илана. Она уже говорила о нем так, как будто он принадлежал прошлому.

— Надеюсь, палачу об этом известно, — язвительно заметил Гад.

Я понимал его горе и, честное слово, завидовал ему. Он терял друга, ему было больно. Но когда теряешь друзей каждый день, боль притупляется. В свое время я лишился множества друзей; порой я чувствовал себя ходячим кладбищем. Собственно, поэтому я и приехал с Гадом в Палестину и стал террористом: у меня не было больше друзей, которых я мог бы потерять.

— Говорят, что палач всегда надевает маску, — сказал Иоав, до сих пор молча стоявший у кухонной двери. — Интересно, правда ли это?

— Наверное, правда, — сказал я. — Палач надевает маску, и не видно ничего, кроме его глаз.

Илана подошла к Гаду, потрепала его по голове и печально сказала:

— Не терзайся, Гад. Это война.

Прошел час, и никто не произнес ни слова. Все думали о Давиде бен Моше. Давид был не одинок в своей камере смертников, с ним находились его друзья. Все, кроме меня. Я вспоминал о Давиде только тогда, когда произносили его имя. Пока все молчали, мои мысли кружились вокруг кого-то другого, вокруг человека, о котором я знал не больше, чем о Давиде, но мне предстояло его узнать. У моего Давида бен Моше было лицо англичанина, и его звали капитан Джон Доусон.