Дело подходило к концу. Из-за извивающейся стены послышалось глухое, чмокающее ворчание, и Эмерик завизжал, словно из него начали выедать внутренности. Кожа пошла трещинами, и на лопнувших местах появились кровавые потеки. Кровь стекала на пол, где уже образовалась лужа.
Эмерик захлебывался кровью, и они услышали, как трещат, ломаясь, кости бедняги. В следующий момент тело Эмерика начало комкаться, словно стремилось сжаться в шар, пока не превратилось в комок сочащейся кровью плоти, из которой торчали белые обломки костей.
Что-то еще булькало и переливалось, некоторое время комок уменьшался в размерах. Неожиданно один глаз вывалился на пол, комок резко сжался и исчез.
Мелию колотило. Она не могла стоять на ногах, но как ни странно, сознания не потеряла. Фабиан, сидя на диване, трясся от страха, и единственной, кто не потерял самообладания, оставалась Зита. Она медленно повернулась к Фабиану.
— Ты знаешь, что ты наделал? — Она посмотрела на своего кавалера едва ли не с ненавистью. — Незримый по жрал его! Каким бы ни было до сих пор наше положение, теперь оно стало во сто крат хуже! И уже это благодаря тебе! — Она сделала паузу, быть может для того, чтобы придать значительность своим словам, и понизила голос почти до шепота. — И запомни: если ты еще хотя бы шевельнешься без моего разрешения, считай себя трупом!
— Ну ты! — взвизгнул верзила неожиданно тонким голоском, которого тут же сам устыдился. — Если не перестанешь разговаривать со мной в подобном тоне, я и тебя скормлю этой твари!
Как ни странно, но Зита даже не рассердилась.
— Ты можешь сделать это — ты ведь такой сильный! — Она окинула Фабиана презрительным взглядом. — Может быть, мы все и умрем, но знай: чем сильнее он становится, тем страшнее будет смерть каждой следующей жертвы. А теперь, если хочешь, убей меня, но, глядя на мою смерть, помни — твоя будет во сто крат страшнее! — Она выжидательно смотрела на Фабиана, и когда увидела, что смысл сказанного дошел до него, закончила: — Если же хочешь разумного совета — держись меня. Это единственный шанс уцелеть. Не только для тебя — для всех нас. Ты по-прежнему нужен нам, но ни шагу без моего ведома!
Казалось, сильнее напугать его было уже нельзя, но теперь гигант смотрел на Зиту взглядом, ясно показывавшим, что прежние ужасы он уже считает просто детскими страхами.
— Ну?! Так да или нет? — Зита требовательно посмотрела на него, и Фабиан судорожно кивнул, не в силах произнести ни слова.
Конан возвращался, не очень-то представляя, зачем делает это. Он знал, что не в силах помочь людям и ничего не сможет сделать с отвратительным черным облаком, которому не знал названия, зато хорошо помнил его угрозу: «Я вернусь и тогда возьму тебя!» — и чутье подсказывало ему, что это не пустые слова.
Он вернется.
И вернется тогда, когда почувствует возможность совершить то, что сказал. Значит, нужно лишить его этой возможности или найти способ уничтожить тварь до того, как она обретет достаточно сил.
Получалось так, что, лишь идя на смерть, можно было попытаться спасти себе жизнь!
Стена справа, стена слева. Небольшие ниши с застывшими на пьедесталах фигурами, оружие, развешанное по стенам. Все терялось в непроглядно густой тьме, но обостренное чутье варвара безошибочно подсказывало ему где что.
Вот выступ в стене — это уходит под потолок колонна. Ее не видно, но она почти физически давит на грудь, предупреждая: я здесь! Нужно только уметь отличить ее уверенный голос от тихого шепота ниши — иди смело, впереди ничего, пустота! — по неожиданной легкости, пришедшей на смену нажиму.
У оружия свой стиль: сталь холодит, а руки сами тянутся погладить острый клинок, сжать рукоять меча или ощутить приятную тяжесть секиры, дарующую ощущение безопасности и силы. Щиты соблазняют иным, обещая: возьми меня, я защищу, лишь бы держащая меня рука была тверда!
Безумный вопль неожиданно ударил Конана по ушам, заставив вздрогнуть и остановиться, но лишь на миг — кричали именно там, в комнате, в которую он шел. Кто-то заходился криком так, что ушам было больно. Не думая о последствиях, Конан бросился вперед.
Несмотря на молодость, он много чего успел повидать на свете, и уж во всяком случае, крови и боли в достатке, но такого вытягивающего душу человеческого вопля он еще не слыхал. От этого крика кровь стыла в жилах, а волосы поднимались дыбом.
«Да что они там — с ума посходили?!» — подумал он, и в этот момент крик перешел в визг, сравнимый разве что с застывшим на одной, нескончаемо высокой ноте визгом заживо съедаемого поросенка. Равнодушно относившийся к крови Конан почувствовал тошноту.
«Кром! Этого еще не хватало! Да что они там делают!» — едва успев подумать об этом, он понял, что опоздал — крик оборвался. На мгновение остановившись, чтобы выругаться, он вновь пошел вперед, осторожно, словно тигр, вышедший на охоту, но когда подошел к двери, на этот раз плотно закрытой, все уже стихло.
Он подошел к ней вплотную и осторожно протянул вперед руку, в тот же миг почувствовав слабое жжение в пальцах, и ему почудилось, что какие-то призрачные нити потянулись к ладони, стремясь ухватиться за нее. Нет, лучше этого не касаться.
