Ночь оракула - [44]

Шрифт
Интервал

Столовая оказалась большим светлым залом с раздвижными стеклянными дверями, ведущими в сад. Некоторые пансионеры и их родственники вышли туда покурить и выпить кофейку. Здесь было самообслуживание. Взяв мясную запеканку с картофельным пюре и разные салаты, мы стали искать свободный столик. При таком аншлаге — человек пятьдесят, если не все шестьдесят — это превратилось в настоящую проблему. Мы кружили по залу со своими подносами, и Джейкоб все больше раздражался, воспринимая это как личное оскорбление. Когда мы наконец пристроились, я спросил, нравится ли ему здесь, и в ответ услышал тираду, сопровождаемую подрагиванием левой ноги:

— Здесь как в жопе. Собираются и травят про себя всякую хренотень. Тоска зеленая. Очень мне надо слушать про то, как эти придурки недополучили в детстве родительской ласки, а после сбились с пути истинного и угодили в объятия сатаны!

— Когда подходит твоя очередь, ты тоже изливаешь душу?

— А куда денешься! Чтоб они тыкали в меня пальцем и обзывали трусом? Гоню пургу, как все, а еще лучше — слезу пустить. Это верняк. Перед вами, чтоб вы знали, хороший актер. Я рассказываю, какой я подонок, меня начинают душить рыдания, и все довольны.

— Кому нужен этот театр, не понимаю. Ты же просто зря здесь торчишь.

— Я не наркоман, понятно? Так, немного баловался. Могу бросить в любой момент.

— Вот и мой товарищ по общежитию так говорил, пока не окочурился от передоза.

— Может, у него вот тут не хватало, — Джейкоб постучал пальцем по голове. — А мне передоз не грозит. Это моя мамаша считает, что я подсел, но я-то знаю, что я в порядке.

— Зачем же ты согласился пройти курс лечения?

— Потому что она пригрозила лишить меня дотации. Твой друган, сэр Джон, меня уже поприжал. Если еще и леди Элеонора закусит удила, я могу вообще остаться на бобах.

— Можно найти работу.

— Можно, но зачем? У меня другие планы, и для их реализации потребуется время.

— Значит, ты просто «мотаешь срок». Свои двадцать восемь дней.

— Все бы ничего, если бы они не грузили нас этими дурацкими разговорами и не заставляли читать совершенно идиотские книжки. Видел бы ты эту мутотень!

— Какие книжки?

— «Анонимные алкоголики», «Двенадцатиступенчатая программа», полная лажа.

— Эта лажа многим реально помогла.

— Чтиво для умственно отсталых. Вся эта фигня про Высшие Силы. Религиозный бред. «Препоручи себя Высшим Силам, и ты спасен». Надо быть придурком, чтобы в это верить. Какие Высшие Силы! Посмотри вокруг, где они? Ты их видишь? Есть я, есть ты и еще несколько десятков таких же раздолбаев, у которых в башке одна мысль: день прошел — и ладно.

Через десять минут я уже почувствовал себя опустошенным этими циничными банальностями. У меня было одно желание — поскорее уйти, но я решил досидеть до конца хотя бы для проформы. Эта бледная спирохета почти не притронулась к еде. Джейкоб поковырял картофельное пюре, отломил кусочек мясной запеканки и, положив вилку, спросил, как я насчет десерта. Я мотнул головой, а он, постояв в очереди, вернулся с двумя порциями шоколадного пудинга. К десерту он проявил куда больший интерес, оно и понятно: сахар был для него единственным заменителем наркотиков. Он лопал свой пудинг, как ребенок, дорвавшийся до сладкого, выскребая из пластикового стаканчика все до последней ложечки. К нашему столику подвалил некто Фредди, персонаж лет тридцати пяти с грубоватым рябым лицом и собранными сзади в пучок волосами. Он пожал мне руку с панибратством ветерана лечебно-трудового профилактория, добавив при этом, что он рад познакомиться с другом Джейка.

— Сид — знаменитый писатель, — ни к селу ни к городу бухнул Джейкоб. — У него за плечами полсотни романов.

— Не слушайте его, — заметил я. — Мой друг склонен к преувеличениям.

— Знаю, знаю, — покивал Фредди. — Он тут у нас всем дает шороху. За ним нужен глаз да глаз. Да, Джейк?

Потрепав его по голове, ветеран отошел от нашего столика. Джейкоб принялся за второй пудинг, а между делом сообщил, что этот Фредди — староста группы и вообще свой парень.

— Первоклассный вор, — развивал свою характеристику мой визави. — Специализируется по магазинам. Его не могли поймать с поличным, а почему? Вместо того чтобы ходить «на дело» в длинном пальто, как это у них принято, он надевал сутану. Кто заподозрит отца Фредди, божьего человека, правильно? Однажды, представляешь, застревает он в пробке, где-то в центре, совсем немного не доехав до аптеки, которую собирался обчистить. Видит, дело серьезное. Какой-то мужик переходил дорогу, и его сбила машина. Оттащили мужика на тротуар, кровища хлещет, кент в отрубе, того гляди концы отдаст. Тут какая-то телка бросается к Фредди и умоляет его причастить умирающего. Пиздец. Отец Фредди не знает ни одной молитвы! И дать деру нельзя — сразу тебя расколют и в кутузку. Короче, опустился он на колени, руки перед собой сложил, всё, как положено, и понес полную фигню в ухо этому доходяге. Прям как в кино. Потом перекрестил его и укатил как ни в чем не бывало. Ничего так, да?

— Я вижу, групповая терапия раздвинула твои горизонты.

— Это что! Ну, подворовывал Фредди, чтобы разжиться «дозой», делов-то. Тут есть люди покруче. Видишь черного парня за угловым столиком, здоровый такой, в синей фуфайке? Джером. Двенадцать лет оттрубил в «Аттике» за убийство. А блондиночку за соседним столом, с мамашей? Салли. Денег немерено, одна из богатейших семей в Нью-Йорке, живут на Парк-авеню. Знаешь, чем она занималась? Останавливала машины возле Линкольнского тоннеля и трахалась с водилами за двадцать баксов. А вон тот, Альфонсо, в желтой рубашке, изнасиловал свою десятилетнюю дочь. Рядом с ними, Сид, я пай-мальчик.


Еще от автора Пол Остер
Бруклинские глупости

Натан Гласс перебирается в Бруклин, чтобы умереть. Дни текут размеренно, пока обстоятельства не сталкивают его с Томом, племянником, работающим в букинистической лавке. «Книга человеческой глупости», над которой трудится Натан, пополняется ворохом поначалу разрозненных набросков. По мере того как он знакомится с новыми людьми, фрагменты рассказов о бесконечной глупости сливаются в единое целое и превращаются в историю о значимости и незначительности человеческой жизни, разворачивающуюся на фоне красочных американских реалий нулевых годов.


Храм Луны

«Храм Луны» Пола Остера — это увлекательная и незабываемая поездка по американским горкам истории США второй половины прошлого века; оригинальный и впечатляющий рассказ о познании самих себя и окружающего мира; замечательное произведение мастера современной американской прозы; книга, не требующая комментария и тем более привычного изложения краткого содержания, не прочитать которую просто нельзя.


4321

Один человек. Четыре параллельные жизни. Арчи Фергусон будет рожден однажды. Из единого начала выйдут четыре реальные по своему вымыслу жизни — параллельные и независимые друг от друга. Четыре Фергусона, сделанные из одной ДНК, проживут совершенно по-разному. Семейные судьбы будут варьироваться. Дружбы, влюбленности, интеллектуальные и физические способности будут контрастировать. При каждом повороте судьбы читатель испытает радость или боль вместе с героем. В книге присутствует нецензурная брань.


Нью-йоркская трилогия

Случайный телефонный звонок вынуждает писателя Дэниела Квина надеть на себя маску частного детектива по имени Пол Остер. Некто Белик нанимает частного детектива Синькина шпионить за человеком по фамилии Черни. Фэншо бесследно исчез, оставив молодуюжену с ребенком и рукопись романа «Небыляндия». Безымянный рассказчик не в силах справиться с искушением примерить на себя его роль. Впервые на русском – «Стеклянный город», «Призраки» и «Запертая комната», составляющие «Нью-йоркскую трилогию» – знаменитый дебют знаменитого Пола Остера, краеугольный камень современного постмодернизма с человеческим лицом, вывернутый наизнанку детектив с философской подоплекой, романтическая трагикомедия масок.


Измышление одиночества

«Измышление одиночества» – дебют Пола Остера, автора «Книги иллюзий», «Мистера Вертиго», «Нью-йоркской трилогии», «Тимбукту», «Храма Луны».Одиночество – сквозная тема книги. Иногда оно – наказание, как в случае с библейским Ионой, оказавшимся в чреве кита. Иногда – дар, добровольное решение отгородиться от других, чтобы услышать себя. Одиночество позволяет создать собственный мир, сделать его невидимым и непостижимым для других.После смерти человека этот мир, который он тщательно оберегал от вторжения, становится уязвим.



Рекомендуем почитать
Пёсья матерь

Действие романа разворачивается во время оккупации Греции немецкими и итальянскими войсками в провинциальном городке Бастион. Главная героиня книги – девушка Рарау. Еще до оккупации ее отец ушел на Албанский фронт, оставив жену и троих детей – Рарау и двух ее братьев. В стране начинается голод, и, чтобы спасти детей, мать Рарау становится любовницей итальянского офицера. С освобождением страны всех женщин и семьи, которые принимали у себя в домах врагов родины, записывают в предатели и провозят по всему городу в грузовике в знак публичного унижения.


Открытый город

Роман «Открытый город» (2011) стал громким дебютом Теджу Коула, американского писателя нигерийского происхождения. Книга во многом парадоксальна: герой, молодой психиатр, не анализирует свои душевные состояния, его откровенные рассказы о прошлом обрывочны, четкого зачина нет, а финалов – целых три, и все – открытые. При этом в книге отражены актуальные для героя и XXI века в целом общественно- политические проблемы: иммиграция, мультикультурализм, исторические психологические травмы. Книга содержит нецензурную брань. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.


Год Иова

Джозеф Хансен (1923–2004) — крупнейший американский писатель, автор более 40 книг, долгие годы преподававший художественную литературу в Лос-анджелесском университете. В США и Великобритании известность ему принесла серия популярных детективных романов, главный герой которых — частный детектив Дэйв Брандсеттер. Роман «Год Иова», согласно отзывам большинства критиков, является лучшим произведением Хансена. «Год Иова» — 12 месяцев на рубеже 1980-х годов. Быт голливудского актера-гея Оливера Джуита. Ему за 50, у него очаровательный молодой любовник Билл, который, кажется, больше любит образ, созданный Оливером на экране, чем его самого.


Мы вдвоем

Пристально вглядываясь в себя, в прошлое и настоящее своей семьи, Йонатан Лехави пытается понять причину выпавших на его долю тяжелых испытаний. Подающий надежды в ешиве, он, боясь груза ответственности, бросает обучение и стремится к тихой семейной жизни, хочет стать незаметным. Однако события развиваются помимо его воли, и раз за разом Йонатан оказывается перед новым выбором, пока жизнь, по сути, не возвращает его туда, откуда он когда-то ушел. «Необходимо быть в движении и всегда спрашивать себя, чего ищет душа, чего хочет время, чего хочет Всевышний», — сказал в одном из интервью Эльханан Нир.


Пробуждение

Михаил Ганичев — имя новое в нашей литературе. Его судьба, отразившаяся в повести «Пробуждение», тесно связана с Череповецким металлургическим комбинатом, где он до сих пор работает начальником цеха. Боль за родную русскую землю, за нелегкую жизнь земляков — таков главный лейтмотив произведений писателя с Вологодчины.


Дневники памяти

В сборник вошли рассказы разных лет и жанров. Одни проросли из воспоминаний и дневниковых записей. Другие — проявленные негативы под названием «Жизнь других». Третьи пришли из ниоткуда, прилетели и плюхнулись на листы, как вернувшиеся домой перелетные птицы. Часть рассказов — горькие таблетки, лучше, принимать по одной. Рассказы сборника, как страницы фотоальбома поведают о детстве, взрослении и дружбе, путешествиях и море, испытаниях и потерях. О вере, надежде и о любви во всех ее проявлениях.