Ночь огня - [50]

Каймакам был так агрессивно настроен против Рыфкы-бея потому, что проиграл ему два четвертака.

— Это вы виноваты, — сказал я. — Разве не вы сказали: «Я поставлю четвертак», когда начинали игру?

— Сказал, но в шутку... Лучше бы не говорил... Проиграв две партии, я достал два четвертака, пребывая в полной уверенности, что он их не возьмет. И что? Взял, подлец. Точно ветром сдуло.

Мне не хотелось, чтобы он уводил разговор от Афифе.

— Кажется, они окончательно помирились. А вы что думаете?

— Как знать... Должно быть, пожалел бедную женщину. Селим-бею следовало подождать, сделать все как нужно, пока еще не поздно было. Впрочем, эти женщины странный народ. Возможно, мошенник понравился ей. А Селим-бей не смог ничего толком объяснить. Говорю же, этот тип самый настоящий мошенник...

XVII

Со дня нашего визита прошла примерно неделя. Однажды после обеда я возвращался с базара и вдруг услышал, как какой-то греческий мальчик окликает меня по имени. Повернув голову, я заметил старшую сестру, которая зонтиком указывала мне на дверь какой-то лавки, торгующей тканями.

Поначалу я подумал, что она пришла вместе с Афифе, и разволновался. Но она была одна. Показав мне несколько кусков шелковой материи, развернутой на прилавке, она попросила совета и сказала, что из этого шелка будут шить одежду для ребенка Афифе.

— Малыш приедет сюда, госпожа? — спросил я.

Она улыбнулась:

— Разве измирская бабушка его отпустит? Фофо скоро туда поедет... с ней и отправлю.

В растерянности я пробормотал:

— Афифе-ханым поедет в Измир, а как же вы?

Она снова улыбнулась и пожала плечами:

— Что поделать, опять останусь одна. Может быть, она приедет летом, на пару месяцев. Куплю-ка я малышу игрушек. Здесь они не очень хороши, но что поделать!.. Ей нужно привести игрушки тоже...

Торговец снимал с полки раскрашенные барабаны, лодки с парусами, солдатиков из свинца и расставлял их на прилавке. Мы выбирали понравившиеся, торговались и отставляли в сторону.

Хотя поначалу я беседовал со старшей сестрой внятно и спокойно, даже шутил, выбирая игрушки, через некоторое время я потерял нить разговора и начал нести чушь. Она тоже почувствовала, что я веду себя странно.

— Что с вами, Кемаль-бей? Вы больны? — спросила она.

Я принужденно рассмеялся:

— Что вы, госпожа!

— Вы так бледны...

Нужно было найти отговорку. Я вспомнил о письме из Стамбула, которое получил за день до этого. В нем отец сообщал, что мать в последнее время опять болеет, поэтому поездка ко мне, изначально запланированная на лето, откладывается до осени.

— Я получил письмо из Стамбула, госпожа. Мать вновь больна. И, похоже, серьезно... Вы знаете, я не могу туда поехать.

Старшая сестра вдруг позабыла обо всем и в крайнем волнении принялась выспрашивать подробности. С каждой минутой на душе у меня становилось все тяжелее. Говорить было трудно, поэтому я, не в силах придумать что-либо, поначалу отвечал первое, что приходило в голову. Но когда она сказала, что Селим-бей даст телеграмму в Стамбул, чтобы получить необходимые сведения, от страха я вновь обрел способность мыслить.

— Возможно, все не так страшно, как мне кажется, госпожа. Да и отец ничего особенного не говорит... Просто волнуюсь, — оправдывался я.

Глаза старшей сестры наполнились слезами: она переживала за старуху, которую видела всего несколько раз в жизни.

— Давайте поедем к нам, Кемаль-бей, — предложила она.

— С вашего позволения, не стану вас беспокоить.

— Как вам не стыдно... Почему вы хотите, чтобы я оставила вас одного? Селим не только наш, он и ваш брат. Поговорите с ним, на сердце полегчает.

Без лишних слов я забрал пакеты старшей сестры, и мы пошли к повозке, ожидающей на углу.

* * *

Селим-бей вместе с зятем ушел прогуляться. Афифе сидела в саду одна. Старшая сестра сказала что-то по-гречески и, вверив меня заботам младшей, пошла переодеться.

На мою ложь по поводу болезни матери Афифе откликнулась почти так же. Но в отличие от старшей сестры она не показывала своего волнения и стеснялась задавать вопросы, опасаясь расстроить меня еще сильнее.

Поначалу она хотела пригласить меня в дом, но почему-то передумала.

— Если вы не устали, прогуляемся немного по саду?! — предложила она. — Свежий воздух полезен...

Мы начали медленно спускаться по тропинке, ведущей от дома к калитке. Флора бежала рядом. То и дело она бросалась к воротам и лаяла на проходящих по улице буйволов, а затем возвращалась, поднимая пыль, падала на спину у наших ног и начинала кататься по земле.

Афифе раздражали собачьи выходки. Она даже сердилась, словно к ней проявляли неуважение. Поймав собаку за цепь и привязав ее к дереву у края дорожки, она свернула на одну из боковых тропинок.

Странная сила — привычка. По этой тропинке мы шли прошлым летом, когда я впервые приехал в гости вместе с отцом и матерью. Шагая между теми же деревьями, мы дошли до колодца в огороде.

— Не хотите ли умыться, Кемаль-бей? Холодная вода вернет вам бодрость, — спросила Афифе.

Не говоря ни слова, я склонился над одним из колодезных желобов и несколько раз окунул лицо, а потом и всю голову в холодную воду.

Я двигался так резко и неловко, что вместе с головой насквозь промочил верхнюю часть пиджака. Вода, залившись за воротник, холодными струйками бежала по груди и спине, мешая держаться прямо, поэтому я наклонялся вперед, словно в реверансе.