Ночь и город - [29]

— О Боже правый, — простонала она, — у меня голова раскалывается, ну просто раскалывается!.. Ну и ночка же у меня выдалась, ну и ночка…

— Тебе сейчас лучше выпить чаю. Пойдем ко мне в комнату, я как раз завариваю.

— Это было бы здорово… О-хо-хо, Господи…

Ви откинула простыню и встала.

— Я была такая пьяная, что даже раздеться не смогла, когда пришла утром домой, и… погляди, что я наделала… — Она просунула ногу в дыру на подоле своего тонкого черного платья.

— Я зашью его, если хочешь, — сказала Хелен.

— Ты просто прелесть. — Ви завозилась, освобождаясь от одежды. — Как я выгляжу? Худая и красивая?

От ее тела, разогретого ночными танцами в душном зале клуба и многочасовым сном в грязном шерстяном пальто под несвежими простынями, разило застарелым потом, смешанным с запахом духов «Оппоппонакс», предназначенных для стимуляции мужской потенции. Ви была очень худа. Ее ребра и бедренные кости торчали наружу. Под выпирающими ключицами безжизненно висели маленькие жалкие груди. У нее была тонкая талия и длинные изящные ноги; на их фоне до крайности неуместно смотрелся живот — выпяченный, как пузырь, который вот-вот лопнет. Моментально покрывшись гусиной кожей, она попыталась принять театральную позу:

— Гляди, леди Годива![16]

Ви сняла чулки и с облегчением пошевелила пальцами ног.

— Так ты идешь? — спросила Хелен.

— Погоди минутку… Смотри, какие у меня ноги от этих чертовых танцев. — Она показала Хелен свои влажные красные пальцы, покрытые волдырями и мозолями.

— Почему ты не носишь обувь по размеру?

— Да ношу я!

— Нет, не носишь — тебе нужен пятый, а ты надеваешь четвертый с половиной.

— Чувствую себя ужасно, — призналась Ви.

— Тебе надо что-нибудь поесть.

— Даже не говори мне о еде!

— Может, горячую ванну?

— Это не помешает. — Ви кое-как вычистила зубы розовой зубной пастой, выплюнула остатки розовой пены, а затем отшвырнула щетку и отполировала зубы своими панталончиками. — Вот так-то лучше. А теперь чаю, да?

— У меня уже чайник закипает.

— О Боже… — воскликнула Ви. Она натянула халатик и сунула ноги в тапочки. — Мне надо кое-что купить. Мне надо принять ванну. Я уже неделю не мылась. Но я протираю кожу кольдкремом — это все же лучше, чем мыло… Ох как мне плохо. Просто отвратительно. Не очень-то я и веселилась прошлой ночью. Уж напилась так напилась. И меня рвало! Испортила Йетте серебристое парчовое платье — новое… Определенно, случится что-то ужасное.

— Что?

— Не знаю.

— Тогда с чего ты взяла?

— Вчера в клубе кто-то пел «Дэнни-бой», а это к несчастью… Слушай, ты ведь ищешь работу, верно?

— Да, а что?

— Нам в клубе требуется девушка.

— Думаю, я для этого не гожусь.

— О чем это ты? Я-то веду себя прилично или как? Вчера один пригласил меня поехать вместе с ним в отель, два фунта предложил. Но я ему сказала прямо: «Мы все здесь девушки приличные, ничего такого не делаем! Мы не шляемся с кем попало!..» К тому же это стоило бы ему, по крайней мере, три фунта. Всего-то и нужно, что танцевать с ними. Они платят тебе за твое время: фунт десять шиллингов — на это вполне можно жить, правда?

— Да, но…

— Тогда нечего даже и раздумывать! Не будь дурой! У нас осталось одно свободное место. Вчера вечером Герти получила расчет за то, что вздумала вольничать с боссом.

— Спасибо, конечно, но… Нет.

Они направились в комнату Хелен. Ви сделала три глотка, отодвинула чашку с чаем и проговорила:

— Очень вкусно… Ну, мне пора. Нужно кое-что купить. Лифчик, пару чулок… Пойдешь со мной?

— Нет, я, пожалуй, останусь дома.

— Да ладно тебе, пошли.

— Нет, не пойду. Мне нужно простирнуть белье.

— Вечно ты что-нибудь стираешь. У тебя избыток энергии. Тебе определенно нужен мужчина.

— Хватит, Ви, заткнись!

— Но это чистая правда.

— Даже если и так, не твое это дело.

— Ладно, через две минуты я ухожу. Ты не поможешь мне выбрать чулки?

— В другой раз, Ви. Я уже выходила.

— Что, опять хандришь?

Хелен пожала своими широкими плечами:

— Немного.

— Тебе определенно нужен…

— Ой, я тебя прошу, заткнись.

Ви хихикнула и вышла из комнаты.

Она шла по улице, заглядывая в витрины магазинов и задевая плечами простых женщин с натруженными руками и изможденными лицами, живущих по соседству. Эти женщины покупали хлеб и мыло.

«Будь у меня куча денег, — думала Ви, — я бы купила себе квартиру и много-много мебели… И полсотни вечерних платьев, и пять дневных платьев, и сто пар туфель, и посылала бы папе каждую неделю по десять шиллингов, и у меня были бы каждый вечер шампанское, и жареный цыпленок, и виски, а на завтрак — сандвичи с языком…»

Она остановилась, чтобы взглянуть на пару серебристо-оранжевых туфелек, выставленных в витрине. Они стоили шесть шиллингов одиннадцать пенсов. Повинуясь безотчетному импульсу, она вошла в магазин.

— Я хочу примерить серебристо-оранжевые туфельки, которые у вас на витрине.

— Какой у вас размер, мадам?

— Мм… Четвертый.

— Я весьма сожалею, мадам, но у нас остались только третий и пятый размеры.

Ви чувствовала себя как человек, которому грозит тяжелая утрата: без этих замечательных серебристо-оранжевых туфелек ее жизнь теряла всякий смысл.

— Я их примерю. Дайте мне третий.

Она втиснула ногу в туфлю и проковыляла три шага, морщась от боли.