Ночь, дождь, Город - [9]

— Когда как. — Анна снова оглянулась. Перестрелка в складском корпусе сошла на нет, спецназовцы выходили на улицу небольшими группами. Арестованных то ли не выводили пока, то ли их вообще не было. — Предпочитаю коньяк, но сегодня, пожалуй, не откажусь и от виски. После службы, конечно. И чтоб в достаточном количестве…

* * *

18 мая 1965 г.

— Скажи, Чарли, почему всякие ублюдки так любят использовать детей для грязных дел? — Спросила Хелси, не поднимая взгляда от разложенных по столу бумаг и вертя в пальцах карандаш.

— Потому что именно дети легче всего верят всяким ублюдкам. — Курящий у окна Старик тоже не повернул головы, отвечая ей — продолжил смотреть на улицу. А может, на капельки дождя, сползающие по стеклу. В рамках «договора об обмене делами» он принёс Анне свежие материалы по своему расследованию, и задержался. — Детей легко убедить, что на свете есть вещи более важные, чем их жизнь и благополучие, что ради высоких целей можно идти на жертвы…

— А ты считаешь, нельзя? — Женщина сделала пометку на одном из документов и отложила его, потянулась за следующим.

— Не на любые. — Пожилой инспектор криво ухмыльнулся, выдохнул облачко дыма. — По мне, так это мы, взрослые, должны платить цену за счастье будущих поколений. И не вмешивать их в этот процесс… Хотя именно молодёжь чаще всего мечтает своими руками построить светлое будущее.

— Однако ж почти все зачинщики бунтов, волнений и терактов — отнюдь не юноши и девушки. — Халси вздохнула, пробегая взглядом строчки полицейского протокола. Ещё одна серия взрывов — на сей раз четыре бомбы. И прилагающееся убийство — тоже мелкий министерский чиновник, член Партии, тоже запытан до смерти и посажен в кресло так, чтобы смотреть на место первого взрыва… И послание на куске парусины: «Что видят ваши глаза?». Все взрывные устройства заложены в слепых зонах «Тысячеглазой», где камеры не успели восстановить после месяца беспорядков, однако послание — опять на самом виду, перед объективами, и появилось словно из воздуха, после пары секунд помех в записи… Самое же обидное — ни на одной относящейся к делу плёнке не было зафиксировано человека, интересующего Анну, что работало против её версии. С таким трудом найденная ниточка грозила оборваться.

Выдернув женщину из размышлений, сквозь каменные стены старого здания НАР донёсся пронзительный паровозный гудок. По железнодорожной ветке снаружи застучали колёса, пол кабинета задрожал. Чарли выждал, пока всё стихнет, прежде чем ответить.

— Война кончилась двадцать лет назад. Но старый мир рухнул ещё раньше, с её началом. — Он затушил папиросу об косяк и бросил окурок на подоконник. В любом другом месте это выглядело бы отборным свинством, но только не в кабинете Хелси — хозяйка и сама любила размышлять с сигаретой в руке, глядя через окно на проезжающие внизу машины. Так что подоконник с давних пор был покрыт ровным слоем табачного пепла. — Ты не можешь помнить, что было прежде. Когда всё началось, тебе было лет пять. А вот такие как я — помнят. Помнят, что зимой здесь раньше шёл снег вместо дождя. Что булка хлеба стоила половину фунта. Что на границе страны не было сплошной цепочки пулемётных бункеров, как сейчас, и что за летний отпуск можно было объехать весь континент. Что на юге можно было жить без респираторов. Что в столице работали все предприятия… — Он вздохнул, поворачиваясь к Анне. — Может быть, это и подталкивает стариков? Память о том, что мир был лучше, и желание вернуть его назад?

— А руки для этого нужны молодые… — Инспектор стукнула грифелем по листу отчёта.

— Угу. Только и с молодыми руками ничего уже не поделаешь. Прежний мир умер, нам осталось лишь сторожить руины.

— И верить, что на пепле вырастут цветы. — Женщина легонько улыбнулась, поймав взгляд Старика.

— Метафоры. — Хмыкнул тот и опустил голову, словно смутившись. — Оставь их партийным говорунам, Анни. Мы, сыщики, должны мыслить существительными и глаголами: «он встретился», «она сказала», «он передал»… Кстати, насчёт передать…

Он пошарил по карманам пиджака и вытащил на свет божий крошечную бутылочку-флакончик, украшенную этикеткой коньяка «Южное море». Такие бутылочки, на пару глотков, подавали на междугородних авиарейсах, в салонах первого класса. В былые времена. Значит, флакончику не меньше двух десятков лет.

— Когда в следующий раз придёшь на работу с трещащей головой — воспользуйся. — Диксон поставил подарок на столешницу. — А то после того раза на тебя жалко смотреть было. Вы с этим копом играли в «кто кого перепьёт»?

— Спасибо. Не буду даже спрашивать, где ты берёшь такие штуки. — Анна спрятала бутылочку в запирающийся ящик стола и нашла в себе силы улыбнуться достаточно искренне. — Вообще, мне начинает казаться, что все эти твои подарки — неспроста. Женился бы ты, Чарли.

— Мне трёх заходов хватило. Четвёртая попытка для меня наверняка кончится не разводом, а петлёй или пулей в виске. — Пожилой инспектор с коротким смешком сунул руки в карманы. — И не шути так, ты на год младше моей первой дочери…

* * *

Дождь лил. Его шелест был слышен и в подъезде, и на пролётах, и на лестничной площадке, и даже в прихожей — но закрыв за собой дверь родной квартиры, Анна почувствовала, как тяжесть нависших над городом туч отступает, перестаёт давить на её плечи. Тепло и ощущение уюта, спокойствия — несмотря на грязные обои и тусклую лампочку-рожок. Дом — есть дом, каким бы он ни был. Единственное место, где тебе хорошо независимо от погоды за окном.