Ночь длинных ножей - [10]

Как говорил Рем, СА были созданы не для благородных девиц.

Не обращая особого внимания на Геринга, штурмовики развили в Пруссии большую активность. В одном только Берлине у них было около пятидесяти импровизированных тюрем – подвалы, склады, сараи, гаражи, где арестованных избивали, а потом приканчивали. В провинции (в Зонненбурге, Барниме, Кенигсвустерхаузене, Вуппертале, Кемме) в тюрьмах СА тоже раздавались крики заключенных. В большинстве случаев Рудольфу Дильсу удавалось освободить арестованных и закрыть тюрьмы СА. Но все это давалось ему с большим трудом и породило сильную, длительную вражду между прусской политической полицией, главой которой он был, и СА, а также между Герингом и Ремом. Чем бы ни занимались штурмовики – пытали ли заключенных, резали горло противнику или грабили чей-то дом, они всегда вели себя так, будто им все позволено, как будто победа нацистов развязала им руки. Они выбивали зубы и окна, похищали людей или убивали их в подвалах или, как это случилось на параде в Берлине, не давали девушкам смотреть на проходящих в колонне молодых парней, загородив им весь вид и со смехом отвечая на просьбы подвинуться: «Если хотите видеть, суньте головы нам между ног и смотрите».

Они были штурмовиками, которым позволено все. Сам Рем много раз повторял: «Батальоны коричневорубашечников были школой национал-социализма».

Тем не менее 31 июля 1933 года Рему под давлением законопослушных организаций партии пришлось рекомендовать штурмовикам соблюдать элементарные нормы поведения.

«Я пытаюсь, – писал он, – сохранить и полностью гарантировать права солдат СА, как авангарда национал-социалистической революции... Я принимаю на себя ответственность за все действия штурмовиков, которые не всегда соответствуют современным законам, но которые служат исключительно интересам СА. В этом отношении уместно напомнить, что за убийство одного штурмовика руководитель организации СА имеет право казнить до двенадцати членов враждебной организации, совершившей это убийство. Эти казни официально разрешены фюрером, они должны осуществляться быстро и с военной неукоснительностью.

Однако мне сообщили об инцидентах – правда, достаточно редких, – в которых отдельные члены СА, я не хочу называть их штурмовиками, ибо они не заслуживают этого звания, допустили непростительное превышение своих полномочий.

Это превышение включает в себя осуществление личной мести, недопустимую жестокость, вымогательство и грабеж».

Капитан Рем выражал свое возмущение этими людьми, опозорившими честь мундира СА, и угрожал немедленной показательной казнью любому ответственному лидеру СА, который из ложно понятого чувства товарищества вовремя не вмешается.

Но к 8 августа СА уже не были частью вспомогательной полиции, организованной Герингом. Недисциплинированность, сила и пугающая независимость штурмовых отрядов поставила их в оппозицию к централизованной власти.

Это было год назад, летом 1933 года.

ГЛАВА 2

Пятница 29 июня 1934 года

Бад-Годесберг, отель «Дреесен»

21.00-21.30

Ко входу в отель «Дреесен» подъезжает автомашина и останавливается так резко, что взвизгивают тормоза. Швейцар еще не успел выйти на ступени, как к ней подлетает полицейский. Из машины выходит пассажир, все узнают в нем Йозефа Геббельса. Нервный, еще более бледный и худой, чем обычно, он быстро вскидывает руку в нацистском приветствии и направляется к Брюкнеру, который вышел ему навстречу. Они обмениваются рукопожатиями, и обер-лейтенант Брюкнер указывает на террасу, где Геббельса ждет Гитлер. Геббельс приглаживает волосы и, хромая, начинает взбираться по ступеням. Вальтер Брейтман видит знакомое костлявое лицо с впалыми щеками и туго натянутой кожей и сверкающие глаза, свидетельствующие о том, что высокопоставленного калеку снедает тревога. Благодаря острому уму, отточенному чувством своей физической неполноценности, Геббельс поднялся от секретаря Грегора Штрассера до признанного мастера нацистской пропаганды. В свое время он устранил босса, предав его. Когда у Гитлера возник конфликт со Штрассером, Геббельс перешел на сторону Гитлера. Министр пропаганды карабкается по ступенькам, волоча больную ногу и обнажив в застывшей улыбке зубы, которые кажутся слишком большими для его тонкого лица. Брейтман отступает назад, чтобы пропустить партийного интеллектуала, маленького, темного, легко возбудимого, совсем не похожего на арийца. Когда он стал министром пропаганды, Alte Kampfer, «старые бойцы» партии, преклонявшиеся перед физической силой, только насмешливо улыбнулись. А штурмовики пели:

Боже всемогущий, ослепи меня.

Может быть, тогда я

В Геббельсе арийца разгляжу.

Геббельс прилетел этим вечером в Годесберг из-за СА. Он приветствует Гитлера, садится рядом с ним и начинает говорить, помогая себе жестами. Канцлер выглядит отстраненным и подозрительным. Он молча слушает, глядя в лицо Геббельсу, чей длинный подбородок и слишком большой рот находятся в постоянном, похожем на конвульсии движении. Геббельс говорит быстро, и каждое его слово сопровождается тиком, от которого на лице появляется гримаса недовольства, обозначенная глубокими и широкими линиями вокруг рта. Адольф Гитлер смотрит и слушает. Позже Геббельс вспоминал этот разговор: «Наблюдая, как он взвешивает все за и против, прежде чем сделать свой нелегкий выбор, я восхищался этим человеком, взвалившим на свои плечи ответственность за судьбу миллионов. На одних весах лежал мир и покой Германии, а на других – судьба людей, с которыми до этого момента он состоял в приятельских отношениях».