Ночь - царство кота - [16]

— Артемон, брось свои антисемитские выпады!

— Ничего подобного, это не антисемитизм! В отсутствие Моисея, у которого никакой СВЯЗИ не было, и, поэтому вынужденно потащившегося на гору Синай, евреи попытались найти замену египетским котам и наладить связь с Богом. Прими во внимание, еврейский Бог смилостивился: «И отменил Господь зло, о котором сказал, что наведет его на народ Свой.» Пострадали же евреи не от Бога, а от Моисея только за отчаянную попытку узнать, куда им дальше идти — за попытку связи без него. Моисей устроил побоище, поняв, что и без него евреи смогут обратиться к Богу посредством нового передатчика, а он напрасно старался, перетаскивая скрижали. Потом, как водится, Моисей свалил все на Бога, а когда связи нет, то и проверить ничего нельзя, тельца-то Моисей спалил.

— Как ты лихо все передернул, Моисей у тебя не святой праотец, а аферист какой-то, — обиделся Артем, — я что-то ничего такого не слышал.

— Ну ты, допустим, вообще, мало что слышал, — нахально заявил Артемон, — когда тебя лишь немного образовать попытались, то сбежал сразу, слушать не захотел. Хоть бы Библию почитал — так и то нет. Кстати, та женщина, с которой ты сегодня встречался, правильно сказала: «Обрезание — это прямое обращение к Богу», ну а теперь еще один парадокс — после выхода из Египта и до смерти Моисея евреев не обрезали. Обрезал же их только пришедший на смену Моисею Иисус Навин. Правда интересно, почему Моисей «забыл» один из самых основных заветов еврейского Бога?

— Хорошо, — Артему было нечего сказать, так как Библию он, к своему стыду, прочесть не удосужился, — почему тогда погибла египетская цивилизация, если она была столь сильна?

— А от силы своей и погибла, — Артемон снова несколько раз ударил хвостом по одеялу, — Фараоны в двадцать второй династии догадались, как можно преумножить силы Космоса — вместо того чтобы просто хоронить котов, они стали делать их мумии и возводили для них склепы, сохраняя их силу взаимодействия с Космосом. В определенный момент котиных мумий набралось свыше трехсот тысяч — представь себе, что на ограниченном пространстве одновременно работают триста тысяч мобильных телефонов, это просто микроволновая печь получится, которая способна изжарить любые мозги — вот Фараоны и поплатились, а с ними и вся цивилизация.

— А еврейская религия сохранилась!

— Как ты думаешь, сохранится ли она дальше, если концентрация сотовой связи на единицу населения и площади в Израиле — самая высокая в мире? — ухмыльнулся Артемон.

— Опять ты передергиваешь, причем здесь сотовая связь?

— А причем здесь еврейская религия?

— Послушай, кто из нас еврей? — засмеялся Артем. — Твоей казуистике любой раввин позавидует.

— Много ты их знаешь, только одного, да и то через отхваченный кусок известно чего, — продолжал веселиться кот.

— Ты слишком самонадеян. Не предполагал, что я могу, как Иосиф, использовать древние египетские тайны на благо еврейского народа?

Артемон перестал улыбаться, почесал лапой за ухом, и, казалось, его рыжий мохнатый лоб пересекла морщина.

— Не думаю, — сказал он, — во-первых, еще не известно, какая кровь в тебе пересилит, кровь Фараонов, знаешь, — дело нешуточное. Во-вторых, связь с Космосом — не такая уже и тайна, довольно многие ей владеют, и каббалисты в том числе. Скорее, все дело в силе взаимодействия. А в-третьих, и это, пожалуй, главное: тот, кто владеет силами Космоса — ответствен, ему запрещены многие вещи. Можешь, например, смотаться в Иерихон и разорить местное казино, но такие шалости даром не проходят, я не про местную мафию и полицию — они реальной силой не обладают, а про другую ответственность.

— Какую же?

— Этого нельзя объяснить, это надо понять, ты сам должен понять, что РАЗРЕШЕНО, а что нет, для чего тебя и пригласили, и телефон дали. — После чего кот упрыгнул куда-то в сторону.

Артем оказался парящим над какими-то постройками, над каким-то древним городом, в котором после некоторого усилия узнал старую часть Иерусалима, Стену Плача, прилепившуюся под боком огромной мечети, потом все заволокло не то дымкой, не то туманом…

6

Сороковой весной правления Великого Фараона Осоркона Седьмого, за два месяца до подъема воды в священной реке Нил, в самом разгаре первого весеннего праздника в честь покровительницы фараона Богини Убасти, племянник фараона Ахмес, его наместник в городе Гераклиополисе, сидя в своей резиденции в кругу семьи и преданных друзей почувствовал необъяснимую тоску. Отблесками факелов резала глаз кровавая медь посуды, пресными стали изысканная еда и отборное пиво, нежнейшее мясо жертвенного молочного теленка застревало в зубах, вызывая гримасу, лесть гостей раздражала, а музыкантов он, неслыханное дело, отправил восвояси голодными, чтобы в следующий раз поменьше шумели. Один был Ахмес посреди веселья, две старшие дочери откровенно кокетничали с женихами, изредка поглядывая в сторону трона, младшая, как всегда, держалась поодаль от шума, а шестнадцатилетний сын Хори надменно помыкал городской знатью.

Оглядев сотрапезников, изрядно нагрузившихся пивом, Ахмес с горечью подумал, что он уже столько лет один, что Боги, должно быть, забыли старое заклятье, да и Хори может уже жениться и унаследовать престол в Гераклеополисе, а ему нужна в старости спокойная мудрая женщина, какой когда-то была его Бактре, а не прыткие молодые рабыни, вначале дрожащие от страха, а потом вытворяющие такое, что на следующий день ломит кости, и страдают государственные дела. На этой мысли праздник окончательно потускнел, пиво надавило на желудок и шибануло в нос кислой отрыжкой, и Ахмес сморщился от отвращения. Тяжело поднялся Ахмес, кликнул слуг и удалился в свои покои.