Ночь быстрой луны - [22]

— Её пришлось разрезать.

— Зачем?!!

— Вы напоминали скорее остекленевшую статую, нежели человека и раздеть вас, не разрезав одежды, было практически невозможно. А сейчас, ложитесь в кровать и мы с вами продолжим наш разговор.

— Но…  — Гусев хотел сказать, что чувствует себя совершенно нормально, однако врач его перебил, не дав договорить.

— Немедленно в кровать! Только после этого будем разговаривать дальше! — неожиданно категоричным тоном приказал доктор.

Гусев хотел ещё что-то возразить, но затем махнул рукой и, подчинившись, улёгся в постель.

Глава шестая ГАЛЯ

Прошла неделя. Гусев привык к госпиталю, перезнакомился со всеми постояльцами четырёхместной палаты, куда его перевели на второй день из одиночки и, в общем-то, был не прочь вернуться в Витебск, но его лечащий врач, майор Девяткин, пока не давал своё добро.

До Нового года оставалась всего неделя и сегодня была пятница двадцать второе декабря. С утра, наконец, пошёл снег. Вначале с неба скупо сыпался мелкий белый бисер, тут же разгоняемый ветром по всевозможным щелям и впадинам тротуаров и газонам, а затем повалили огромные белые хлопья, и закружила, заплясала самая настоящая зимняя метель. Быстрее всего снегом покрылась пожухлая, коричнево-жёлтая трава, а затем сдались и тротуары, поначалу сопротивлявшиеся зиме и растапливавшие неосторожно садившиеся на них первые снежинки. Спустя час весь двор был укрыт удивительно белым и свежим снежным покрывалом, лишь кое-где, над трубами теплотрасс, чернели последние островки мокрого, чёрного асфальта.

Наблюдая за снегопадом с высоты четвёртого этажа, Вячеслав ещё раз перебрал в памяти последние события. Во вторник приезжали Романенко с Сосновским и Вишневецким. Вишневецкий заехал всего на десять минут — у него было совещание, а Романенко с Сосновским просидели часа два. От них-то Гусев и узнал все подробности. В тот вечер на дне рождения у Сосновского Вячеслав потерял сознание. Как рассказывал Романенко, Гусев словно остекленел и застыл, не реагируя ни на задаваемые вопросы, ни на потряхивания товарищей. Застолье тут же свернули, вызвали скорую и, когда спустя четверть часа сообщили, что у Гусева не прощупывается пульс и отсутствует дыхание, а само его состояние необычно и абсолютно незнакомо, Романенко доложил обо всём Вишневецкому и по его приказу Вячеслава срочно отправили в Минск в госпиталь госбезопасности. В госпитале с него срезали всю одежду и доставили в реанимацию. Состояние больного показалось врачам настолько странным, что, заподозрив неизвестное заболевание, Гусева тут же изолировали в одиночке. Но, с трудом взяв анализ крови из вены (для этого пришлось колоть руку не менее десяти раз), так и не обнаружили причины болезни и перевели в обычную палату. И вот уже неделю Гусева ежедневно осматривало такое количество специалистов, словно он готовился лететь в космос. Вячеслава настораживало и то, что теперь больным не разрешали выходить за территорию госпиталя, хотя другие больные сообщили, что такой странный режим ввели всего несколько дней тому назад, как раз сразу же после поступления Гусева.

Сопоставив собственные ощущения с услышанным, Вячеслав пришёл к выводу, что всё произошедшее связано с временными изменениями. «В тот день я слишком много раз замедлял время — на дачах, когда брали Барловского и Калину, затем в кабинете у Вишневецкого, потом в магазине. Наверное, за это пришлось заплатить. Я просто не смог контролировать дальше собственное время, а оно, чтобы придти к равновесию, резко замедлилось. Но на дне рождения у Сосновского оно замедлилось не для всего мира, как это было обычно, а для меня самого. То же было и в самую первую ночь, когда по небу плыла луна, и в ту ночь, перед задержанием Барловского и Калины, когда я упал дома в коридоре», — Вячеслав слез с подоконника и принялся вышагивать по пустой палате, разминая онемевшие от неудобной позы ноги. «Но каждый раз замедление времени для меня самого происходило по-разному. Впервые оно было плавным, я даже видел луну, плывущую по небу. Во вторую ночь я, скорее всего, просто уснул и ничего не видел. А вот на третий раз всё слишком быстро промелькнуло перед глазами, и я даже не успел сообразить, как вместо Витебска оказался в Минске. Скорее всего, скорость замедления моего личного времени зависит от того, насколько долго и сильно я замедляю мир. Если ненадолго, то и сам выключаюсь не полностью, а если надолго — через некоторое время застываю сам», — решил Гусев и прилёг на кровать.

Опасаясь последствий, Гусев теперь относился к опытам со временем гораздо осторожнее, но, даже находясь в госпитале, несколько раз замедлял время, а затем оно неминуемо ощутимо убыстряло свой ход. Первое Вячеслав делал днём, стараясь, чтобы замедление его личного времени приходилось на ночь. Так было спокойнее — соседи думали, что он просто спит чуть дольше обычного. Но всё же Гусев не злоупотреблял такими опытами и, убедившись, что может по своему желанию остановить время в любой момент, зажил обычной жизнью, решив ни при каких обстоятельствах не раскрывать своих феноменальных способностей.