Ночь без алиби - [35]

- Даже в собственном доме не дают покоя! - раздраженно проворчал он и запер шкафчик. Правую дверцу он тщательно прикрыл только после того, как дважды удостоверился, что левая закрыта изнутри на крючок.

- Я тут тоже дома, - язвительно заметил я.

Ничего не возразив мне, он оперся на руки, с трудом поднялся и встал, покачиваясь, словно после тяжелой работы.

- Да, это и твой дом тоже, - ответил он неожиданно миролюбиво и плюхнулся в кресло. - Сегодня это пока так, завтра, может быть, и послезавтра тоже, но придет час и положение изменится. Садись. Какую сумму тебе выделить?

- Деньги не заменят дома. Ты хочешь, чтобы я уехал из деревни только потому, что я…

- …убил человека, который был лучшим другом отца… Итак, сколько?

- Лучшим другом? - В моем голосе прозвучало недостаточно иронии, поэтому я повторил: - Лучшим другом? - и стал наблюдать за реакцией отца.

Он собрался уже вскочить и заорать, как обычно, когда чувствовал себя неправым. Но удержался и спросил неуверенно:

- Ты сомневаешься?

Вот сейчас бы мне нажать на него, очередью вопросов отрезать путь к отступлению, и ему не отвертеться. Но я был еще слишком слаб для такой схватки и удовлетворился быстрее, чем он ожидал. Его уклончивые ответы перенесли меня в прошлое, и я решил еще раз проверить, прав ли я в своих сомнениях.

- Нет, я не сомневаюсь, - возразил я, хотя не был уверен, правда это или нет.

Отец с Мадером были неразлучными друзьями. В прежние годы они вместе строили хитрые планы, как избежать обязательных поставок и выручить больше излишков для продажи. Смутные детские воспоминания, но они не стерлись…

Позднее друзья совещались, как поизворотливее возразить агитаторам, чтобы подольше оттянуть вступление в сельскохозяйственный кооператив. Это запечатлелось в моей памяти уже четче. Вспомнил, как беспросветно жила тогда наша семья, как уныло тянулись неделя за неделей, месяц за месяцем. Подав заявления о приеме в кооператив, отец с Мадером тем не менее дни и ночи сидели, словно заговорщики, придумывая, как бы отговориться от работы в кооперативе и по-прежнему заниматься только своим личным хозяйством.

Со временем кооператив решил развивать на индивидуальных участках высокопродуктивное огородничество и садоводство. И по мере того, как эти планы осуществлялись, Мадер, не в пример отцу, стал втягиваться в коллективную работу. Между друзьями возникали из-за этого мелкие ссоры, но они налетали и улетали, как грозовые тучи.

Период военной службы пробил широкую брешь в моих воспоминаниях о деревенской жизни. Когда я вернулся из армии, то думал, что отец тоже включился в общее дело; уж Мадер наверняка бы его дожал. Поэтому злость Мадера на отца поразила меня тогда как гром среди ясного неба. Если бы меня демобилизовали несколькими днями раньше, может, я сумел бы вмешаться… Но во что? Ведь отец не имел никакого отношения к смерти Мадера! И все же что-то между ними произошло, причем совсем незадолго до убийства, так что даже Ула ничего не успела узнать.

- Он был твоим лучшим другом, - повторил я. - Возможно, что был, до дня своей смерти. Но не до последнего часа жизни. В этот час он ненавидел тебя как злейшего врага.

Отец метнул быстрый взгляд на шкафчик, и в ту же секунду меня осенило подозрение, что тайна внезапно возникшей вражды между былыми друзьями скрыта за этими темно-коричневыми полированными дверцами.

- Он был мне другом до последней минуты.

- Неправда! - Мой голос звучал спокойно, но твердо. - Последнюю минуту жизни он разделил со мной. Не знаю, называется ли это дружбой, когда другу охотнее всего свернули бы шею. На следующий день он собирался в город подавать на тебя в суд. Слышишь: в суд!

- Ловишь на крючок?

- Может, мне больше известно, чем ты думаешь.

У отца вдруг задрожали пальцы. Он нервно вытащил из кармана сигару.

- Что ты знаешь? - выпалил он с угрозой, собрав все свои силы, чтобы вопрос прозвучал уверенно, твердо и с вызовом, ибо его моргающие глаза выдавали слабость.

- Все знаю.

Но мне было известно лишь то, что я сказал прежде. Если хочу узнать больше, подумал я, надо быть осторожнее и не подавать виду, что знаю мало. Растерянно посмотрев на меня, отец ничего не ответил, только упрямо сжал губы. Интересно, о чем он думает? Взгляд колючий, на скулах выступили желваки, голова, словно ища укрытия, втянулась в плечи. Сейчас он вспыхнет, набросится на меня и, забывшись в гневе, выдаст свою тайну.

Я заблуждался.

Он неожиданно быстро овладел собой и усмехнулся.

- Ну ладно. - Этими двумя словами он меня обезоружил. В том же дружелюбном тоне он добавил: - А какие планы у тебя в башке варятся?

Тут растерялся я. Однако показывать это было нельзя. Внезапно у меня мелькнула настолько страшная мысль, что я даже застыл в кресле. Язык не поворачивался выразить ее словами. Голова затрещала, едва я попытался вообразить последствия того, что хотел сказать.

Мы были с отцом с глазу на глаз, без свидетелей. Да, все поставить на эту карту! Взорваться, трахнуть стулом об стену, вышибить ногой дверь! Но рассудок подсказывал, что надо обуздать себя, спокойно продумать, принять одно-единственное решение и облечь его в немногие, самые нужные слова.