No problem - [17]

– Ладно уж, пойдем спать. Нечего тут ловить. Вряд ли Лукаш соврал, что «Свобода» про наш интернат сообщила.

– Да он говорил, что ни номер, ни какой это интернат не сообщали. Вроде: «В одной из московских спецшкол-интернатов дети, возмущенные произволом администрации, устроили голодовку». А сколько в Москве таких спецшкол? Вон прямо напротив нас даунский интернат стоит. Может его Би-Би-Сишкники в виду имели.

– Ага, будут дауны голодовку устраивать. Как же. Им ума на это не хватит. Они только сиськи свои голые в окошко казать могут, когда мы футбол под их окнами играем. Пошли уже, спать очень охота.

Наш или не наш интернат имели в виду западные журналисты, теперь это уже вряд ли узнаешь. А вот то, что компетентные органы у нас тогда не дремали – это факт. Хотя для всех было б лучше, если в тот момент они покемарили. А так… судьба директора была предрешена. Не помог даже безупречный послужной список и множество благодарностей. Директора сняли, не удивлюсь, если с «волчьим» билетом. А скольким из нас он много чего хорошего сделал. До сих пор его добрым словом вспоминаю. А мы ему вот так отплатили. Собирались наши потом даже письмо в РОНО про директора писать, что б вернули его. Даже кто-то с листком для подписей бегал. Но, похоже, это все так и осталось в разряде «благих намерений». Директор на свой пост к нам больше не вернулся.

Проститутка

Я дошколенок, сижу в песочнице, причем отчетливо помню, что это не наш двор. Наверно, бабушке надо было куда-то по своим делам, а меня не с кем оставить. Вот и прихватила она внучка, а на обратном пути я, скорее всего, устав, закапризничал, увидев большое скопление играющих детей.

Бабушке ничего не оставалось, как присесть на лавочку для великовозрастных надзирателей, а я присоединился к песочной братии новых друзей.

Компания была большая и веселая. И очень мне среди них одна девочка понравилась, где-то моего же возраста или, может, даже помладше. Сейчас уже, конечно, ни черт ее, ни облика не помню, были ли у неё косички или бант, беленькая она была или темненькая? Сохранилось только общее впечатление чего-то очень светлого, солнечного и теплого. И так мне хотелось на эту девочку впечатление произвести? Но как? Песком что ли или камушком бросить? Но до этого вроде не дошло, хотя не знаю, лучше ли получилось?

Кроме нас, сопливых малявок, в песочнице еще играли и детишки постарше, уже тронутые тленом образования, как классического, так и дворового. И вот от этих перво-, или, может, второклашек, я услышал новое слово: «проститутка». Слово-то услышал, а значения не знаю. Кого спросить? Школьничков? Да они с такой мелюзгой даже общаться не будут. Побежал к бабушке и выпалил: «Бабуля, а что такое проститутка?» Бабушка на пару секунд стушевалась, а потом, собравшись с мыслями, ответила: «Это очень плохое слово. Вот, если парень очень хочет обидеть девушку, с которой гуляет, то он может ей такое сказать, но лучше это слово никому не говорить». Выкрутилась-таки моя любимая бабулечка.

И ведь понимал я уже к тому времени и что такое «обидеть» и «плохо», но так мне хотелось это слово воспроизвести, что меня аж распирало. Бабушка в таких случаях употребляла словечко – «грептится». Типа, не грептится ему.

Мне, действительно, грептелось. Кому бы это новое слово выдать? И я не нашел никого лучше, как ту очень понравившуюся мне девочку. Подбежал к ней, она очередной куличик лепила, остановился как вкопанный. Она отвлеклась от своего творенья, подняла на меня свой взор. Тут-то я и почти выкрикнул: «Проститутка!!!”

Девочка, наверно, даже не знала смысла данного термина, но моя интонация, поза и мимика подсказали ей, что ее обидели. Слезы навернулись на ее чистые глаза, и она, бросив свои игрушки, стремглав понеслась к лавке с ее бабушкой или мамой.

Вот так не срослась моя первая любовь. А может, надо было все-таки камушком?

Неужели это уже все

Лекции Шавковского слушать было невозможно, не говоря уж про конспектировать. Хотя уникумы находились, даже не уникумы, а уникумши. Четыре отличницы с нашего потока, которые всегда сидели на первых партах и писали аккуратным округлым и очень разборчивым почерком, поставленным, наверно, еще в первом классе. Если бы не эти ответственные девушки – полкурса предмет Шавковского не сдали. Как он, кстати, назывался, предмет его? Автоматическое проектирование систем? Нет, его Михин Николай Сергеевич читал, года два как скончался. Хороший мужик был, правильный. Может, «Теория управления»? Нет, ту Калинин вел. Да какая, впрочем, разница, читал что-то Шавковский и читал, что-то сильно устаревшее, лет эдак на двадцать. Это я, правда, только потом понял, когда сам преподавателем стал. Отслужил после института два года в армии и вернулся на свою родную кафедру Кибернетики.

Вернулся на кафедру, а Шавковский все так и читает свою тягомотину. Как в студенчество вернулся. А что ему еще оставалось? Что знал, про то и пел. Да и пел-то так, что половину слов не разберешь, ему же тогда уже за семьдесят было. Он слова как-то зажевывал, словно весь рот пищей непроглоченной набит. В общем, и что читал и как – сплошные вопросы. Однако те четыре отличницы как-то его понимали. Их конспекты потом по всему курсу гуляли, у кого под копирку, у кого сфотканные, а у кого на каком-то заморском звере – ризографе размноженные (ксероксов и принтеров тогда практически не было, да и к тем, что было, КГБ мало кого подпускал). Как сейчас вижу те лекции, точнее их копии разноцветные: фиолетовые, зеленые, красные и очень редко просто черные. А вот о чем? Хоть убей…