НЛО из Грачёвки - [13]

Пашка задержал тарелку там, где пологое дно океана крутым обрывом проваливалось в бездну. Странные, покрытые коростами ила и водорослей обломки привлекали внимание ребят.

– Самолет! – первым догадался Тихон.

– Точно, – согласился Павел. – Не дотянули до берега. И давно, похоже, лежит. Наверное, с войны…

Внезапно из зарослей чуть колышущихся водорослей, оттуда, где когда-то была кабина пилотов, вытянулось похожее на капроновый чулок тело. Какая-то осатанелая, лютая злоба была в полыхнувших глазах, в ощеренной змеиной пасти. Тихон успел заметить, что вместо ноздрей у омерзительной твари были какие-то трубчатые выросты.

Выкрикнув что-то нечленораздельное, Пашка сбил фару и аккумулятор, повалил Левку и ударился головой в купол. Тарелка ухнула вниз.

– Ну и тварь… – только и смог выдавить Тихон.

– Мурена это… – тихо сказал Левка. – Зубы у нее, говорят, ядовитые. То ли от природы, то ли просто трупный яд…

– Нап-пугала, зараза, – все еще не пришедший в себя Пашка перебрался к пульту. – Фотоаппарат приготовь, – набросился он на Левку. – Исследователь!

Левка послушно открыл футляр отцовского «3енита».

– Темно, – объявил он, озабоченно глядя на экспонометр.

– Так описывай, – посоветовал Тихон, скручивавший оборванные Пашкой провода. – Даррелл, вон, любое животное описать может.

– Так то Даррелл, – пробормотал Левка.

Следующие минуты принесли Льву новое огорчение: он не сумел узнать крупную туполобую рыбу с сине-золотистыми плавниками.

– Так и запиши: «Встретил рыбу, которую в нашем магазине не продавали», – ехидно посоветовал Пашка. – Ученые будут страшно довольны.

На Левкино счастье вскоре к куполу тарелки присосалась каракатица. Оценивающе глядя на ребят похожими на человеческие глазами, она опускалась вместе с тарелкой, не реагируя на Левкину суету с фотоаппаратом. Воспрянувший духом Лев начал было делиться своими познаниями в биологии головоногих, но Пашка его не слушал.

– И чего прицепилась, – бормотал он, поглядывая на непрошеную пассажирку и стараясь развернуть тарелку так, чтобы струя воды смыла каракатицу. – Глазищи противные…

– В дно не врежься, – прервал излияния Павла Тихон.

Пашка уменьшил скорость, и вовремя: через несколько минут снизу взметнулось облако мути, и тарелка плотно села на грунт. Когда же вода вновь посветлела, каракатицы, к Пашкиной радости, уже не было.

Луч света выхватил из тьмы рыбу, похожую на камбалу. Лежа на дне, она следила за тарелкой флюоресцирующими глазами. Что-то в странной технике ей не понравилось, и, волнообразно помахивая плавниками, рыба скользнула в темноту.

– Интересно, зачем ей глаза на таких глубинах, – удивился Павел. – Ведь тьма же кругом, Как она называется, ты, конечно, тоже не знаешь? – злорадно осведомился он у Левки.

Тот удрученно молчал.

– Да, брат, – продолжал измываться над ним Пашка, страшно довольный тем, что вечный отличник Вольский сел в лужу. – Оказывается, для научных исследований неполное, среднее образование… того… не подходит!

– Погодите-ка, – заговорил Тихон, прижимая фару к самому куполу. – Черт, не вижу. Пашка, давай ближе…

Из темноты внезапно возник блестевший сталью цилиндр. За ним в полумраке виднелся еще один. Черные латинские буквы змеились в струях сдвинутой тарелкой воды.

– Батюшки, – простодушно удивился Левка. – Это еще откуда? Ну-ка, что там написано? Подрули… «Опасно!» на трех языках… Радио… Ого! Сматываемся отсюда! Быстро! Это же надо! – возмущался он, пока Пашка уводил тарелку от опасного места. – И тут помойка! Радиоактивные отходы! Ишь куда догадались… Ну, кому вот в голову такое могло прийти?

Тихон пожал плечами. Пашка тяжело вздохнул. Он давно простил океану и мурену, и всех каракатиц, но чувствовал, что океан никогда не простит людей за один-единственный такой вот цилиндр.

…Всю обратную дорогу Пашка ехидно уточнял у Вольского, какова научная ценность их экспедиции. Лев лениво отругивался. Сосредоточенно обдумывающий что-то Тихон молчал.

4

Поздно вечером Волков заглянул в лабораторию.

– Я к Савельеву. Опять вызывает. Дежурка внизу? – поинтересовался он. Получив утвердительный ответ, осмотрел сотрудников:

– Хватит на сегодня, расходитесь. Кто дежурит?

– Я, Константин Тимофеевич, – с готовностью отозвался Игорь.

– Повнимательнее. Если что… Держи в курсе.

Волков ушел, в лаборатории еще долго стояла тишина, нарушаемая лишь шарканьем ног Игоря, слонявшегося по проходу между столами. Сцепив руки за спиной и ссутулясь, а оттого потеряв свой вечно вызывающий вид, аспирант бродил по истертым плахам купеческого пола, стараясь наступать на вылезшие от времени сучки. За окном давно уже стемнело, но никто не расходился.

– Устал шеф, – нарушил молчание Сеня.

– Да… – поддержал его Кирилл, сидящий верхом на потенциометре. – Вымотался. Даже когда Агафона запускали, и то лучше выглядел.

– Да… комедия была, – выпрямил грудь Игорь. – Помните, приоритетный список диктовал по селектору: теория относительности, римское право! – подражая хрипловатому голосу Волкова, сказал он.

Ребята засмеялись, заговорили, вспоминая.

– Гракович, помнишь, на вторые сутки, с чаем?.. «Какой чай?» – говоришь…

– Не так было, – улыбнулся Гракович. – Я записываю, а он диктует: «Палеонтология – распространенный учебник, любой. Геотектоника – что угодно, только побыстрее. И еще чай». Спрашиваю: «Что по чаю: выращивание или потребление?» А он покашлял и говорит: «Да нет, Володя… Завари там стаканчик купецкого…»