НКВД. Война с неведомым - [21]

Впервые на его памяти Ютта принялась отнекиваться, более того – барахтаться и выдираться, крайне испуганным тоном бормоча что-то про суровую тетю, которая никак не одобрит… Как ни пытался ей Капитан логично и убедительно втолковать, что старая ведьма сюда ни за что не сунется, клятая девчонка ни за что не хотела быть паинькой, казалось, она испугана так же, как тот старый хрен из лакейской…

А потом тихонько скрипнула дверь, и появилась означенная тетушка собственной персоной. Представшая ее взору картина была самой что ни на есть недвусмысленной. Справедливо полагая, что лучший вид защиты – это нападение, Капитан, хотя и встал с постели, хотя и застегнулся, но все же довольно независимым тоном сообщил, что бабуле лучше бы отправиться к себе в комнатушку и торчать там тише воды, ниже травы, как и было оговорено при ее неожиданном появлении. Коли уж приютили по доброте душевной – сиди и не шурши, мышь старая…

В ответ выдра закатила целую речь. Она изъяснялась с изрядной примесью какого-то диалекта, кажется, мекленбургского, и Капитан далеко не все понимал, но суть, безусловно, ухватывал. Очень похоже, дело тут было не в его личности и советском происхождении – старуха закатила целую проповедь касаемо предосудительного разврата, безусловно неугодного господу богу на небесах, каковой категорически требовала прекратить, иначе все участники столь богомерзких развлечений понесут должное наказание в виде кар небесных. За то, что, не будучи связаны узами законного брака, пребывают на одной постели в столь непотребном виде.

«Эге, – вскоре определил Капитан. – А бабуля-то, похоже, из сектантов… С душой старается…»

И что прикажете делать?

Мужику – будь тот не особенно преклонных годков – он от души впечатал бы в торец так, чтобы звон пошел на всю прилегающую Германию. А преклонного годами без особых церемоний сгреб бы за шиворот и выставил. Однако на старуху у него рука не поднималась. К тому же она определенно была свихнувшаяся, а к психованным он, как многие, испытывал некий инстинктивный, брезгливый страх…

В коридоре, он прекрасно видел через распахнутую настежь дверь, тем временем появились его друзья. А за их спинами в завершение переполоха и безобразия замаячил Павлюк с автоматом наизготовку, героически примчавшийся спасать отцов-командиров. Одним словом, скандал получился по высшей категории и втянул в свои пределы всех обитателей дома, за исключением схоронившегося где-то старого лакея…

Насколько Капитану удалось разобраться, старуха, откричав что-то определенно библейское, переключилась на его друзей, с нешуточным пафосом объявив, что офицеры, сколько их ни есть и какому бы государству они ни служили, есть отбросы человечества, нарушители заповедей божьих, выродки, изверги и кто-то там еще. Попутно она выдавала фамильные тайны, громогласно заявляя, что всегда неодобрительно относилась к своему ступившему на греховную военную стезю братцу, и бог ее услышал, потому что братец так и остался в ничтожных чинах, а если бы выбрал солидную и респектабельную карьеру финансового служащего, как она в свое время настойчиво советовала, жизнь его непременно бы удалась… А в общем, вас, офицеры, сколько их ни есть на белом свете…

Как ни удивительно, пресек это безобразие не нагловатый Одессит, а тихий Студент. Интеллигентно поправив очки на переносице безымянным пальцем, он шагнул вперед и решительно сказал:

– Мейне либер фройляйн, позвольте вам выйти вон…

После чего сгреб старуху за шиворот и силком препроводил к лестнице, ведущей на первый этаж, толкнул на верхнюю ступеньку и грозно пообещал:

– Еще раз вздумаешь концерты устраивать, ведьма старая, я тебе ноги переломаю…

Разозленный интеллигентный юноша порой способен на отчаянные поступки, в особенности если он воюет четыре года. Старуха это, должно быть, просекла. Она, не делая попыток вернуться назад, стала спускаться с гордо поднятой головой. А оказавшись на первом этаже, подняла к ним свою пренеприятнейшую рожу и на прощанье выдала еще тираду. Капитану даже стало немного скучно, потому что по содержанию это уже напоминало излияния подвыпившей бабы у пивного ларька – мол, все вы меня попомните, всем я еще покажу, всем кузькину мать продемонстрирую…

И исчезла в своей комнатке.

Приятный вечер был испорчен напрочь. Они попытались было успокоить Ютту, но она самозабвенно рыдала, уткнувшись в подушку, и в конце концов они на цыпочках удалились, осторожно прикрыв дверь, вслух высказывая свое мнение о старухе – единодушно совпадавшее, как легко догадаться. Чтобы хоть на ком-то сорвать злость, Капитан рявкнул на Павлюка, недоумевая, отчего тот путается под ногами, когда его помощь вообще не требуется. Павлюк покладисто испарился с глаз долой, а они разошлись по своим комнатам.

Вытянувшись на диване, Капитан прихлебывал винцо из запасов герра гауптмана – к небольшому винному погребку они давно уже относились как к своей законной собственности – помаленьку успокаивался и думал о жизни. С Павлюком, пожалуй что, следовало завтра помириться, подарить какую-нибудь безделку. Дело в том, что Капитан прекрасно знал повадки родного ведомства и ту систему, которую можно было учено назвать «многослойным взаимопроникновением». Глупо думать, что над армейским СМЕРШем нет никого, кроме Верховного Главнокомандующего и господа бога. Вполне могло оказаться, что тихоня Павлюк давно и скрупулезно освещает своих командиров – порядка ради. А ведь давно известно, что главное – даже не сообщить сухие факты, а осветить их так или этак. Начальство на многие мелочи смотрит сквозь пальцы, но нельзя гарантировать, что однажды не случится…