Низкий голос любви - [41]

Артур рассматривает свое отражение в зеркале. Он не стер кровь, он сохранил все следы их последних атак Лицо его намазано белой пеной, губы непристойно розовые. Лезвие бритвы обнажает прямоугольники кожи. Он вздрагивает. Клер подстерегала его – она входит и прижимается к нему. Он не сопротивляется. Ее рот прижимается к шее Артура, к порезу, выпивает выступающую красную каплю. Она не останавливается на этом. Он не сопротивляется. «Не должно быть красного между мужчиной и женщиной, этого не надо». Она жадно сосет его кожу. Он не сопротивляется, несмотря на боль. Его губы касаются уха Клер.

– Ты мой вампир, – шепчет он в теплое упругое ушко.

– Твой крем для бритья пахнет миндалем.

– Горьким миндалем.

– Мне нравится твой горький миндаль.

– Чтобы отведать миндаля, надо разбить скорлупу.

– Да. Я разобью ее.

По булыжникам двора цокают копыта. Это Андерс вернулся раньше времени. Клер отшатывается, возвращается в комнату, лихорадочно одевается, обувает правую туфельку на левую ногу, чертыхается, как девочка, которую застали за чем-то запретным. Она сбегает по каменным ступеням, гравий похрустывает под ее подошвами – она спешит помочь деду. Артур подходит к окну, спотыкается о смятую тряпочку, нагибается, подбирает ее. Это кружевные трусики Клер, еще мокрые – он их нюхает. Артур видит на улице Андерса в широкополой старомодной шляпе – он спешился. На спине коня две котомки, удила покрыты пеной. Андерс снял мешки, расстегнул седло, по краям которого виднелся беловатый пот, стащил его с лоснящегося бока, положил на козлы. Порылся в одном из мешков. «Молодец, Анубис, хороший мальчик». Он подставил ладонь под черные губы Анубиса – конь живо слизнул кусочек масла.

В полдень небо нежно-серое. Англо-арабский скакун, привязанный к оливковому дереву, грызет кору крупными желтыми зубами. Андерс накрывает стол во дворе. По дороге к кухне Андерс треплет коня по гриве – тот выгибает шею и взмахивает хвостом. Андерс появляется снова – в руках его позвякивают бокалы и тарелки. Он нарезает хлеб, шутливо читая старинный стишок.

– Моя чаровница разделась, лишь только звенели браслеты. И грудь, и плечо, и ланиты, и вся-то красотка была душистей акащш летом, прекрасней, чем ангелы зла…

Клер не удержалась – выдала себя, вскрикнув: «Ангелы зла!»

– Но, девочка, эти стихи ведь не тебе посвящены.

Клер покраснела.

– Ты предпочитаешь вот это? – Он начал напевать: Mi caballoyyo aljugar con la muette nos hicimos amigos…

– Что это значит? – спрашивает Артур.

– Мы с моим конем так долго вместе играли со смертью, что подружились. На самом деле это не так, но фраза мне нравится. Правда, девочка?

– Пей. Меньше глупостей расскажешь… Клер покраснела как рак Она открыла свой нож и начала играть с лезвием.

Они обедают. Небо заволакивают облака. Холодает.

– Пойдем в дом, – предлагает Андерс.

– О чем ты думаешь, Артур?

– О твоем деде. Он знает такое, чего не знает никто другой.

– Да. Это он показал мне физалис.

– Надо же! Признаюсь, я до безумия люблю ядовитые цветы! Наперстянка, нарцисс и так далее. И на них я не остановился!

Это говорит Андерс, он вошел через другую дверь, неся поднос с тремя чашками кофе, миской фиников и пластиковыми горшками с землей. Он указывает на горшки:

– Я не показал вам мои последние находки. Вот здесь «сосок Венеры». Этот маленький розовый куст – «бедро нимфы». А вот роза сорта «трик-мадам» в цвету – большая редкость в этом сезоне. И пиала с суданскими финиками. Вот видишь, я начал похоронных дел мастером, потом переключился на виолу-да-гамба, а закончил лепестками и фруктами. Прежде чем перейти к дегустации одуванчиковых корней снизу, из земли.

– Похоронных дел мастером? Вместе с прадедом Клер?

– Точно, я работал в мастерской по обработке мрамора, которая принадлежала моему отцу. И мне понадобилось почти шестьдесят лет, чтобы предпочесть камням цветы… Шестьдесят лет, подумать только! А ведь я рано понял что к чему. Первый мой цветочек я встретил совсем юный, сам того не зная. Это было в 1942 году, я шел по улицам Будапешта, я был четырнадцатилетним подмастерьем, я шлифовал хрустальные вазы. Я встретил нацистскую демонстрацию. Какая-то девушка, звонко выкрикивая лозунги, раздавала свою гитлеровскую газетку, ей было лет девятнадцать. Я обругал ее. Она обругала меня. Наступила война, ее сменил мир. В 1947 году я встретил на вечеринке молодую женщину, и мы без памяти влюбились друг в друга. Это была та фашистка из 1942-го. Твоя бабушка, Клер. Ариана.

Она слушала этот рассказ без удивления.

– Встретить любовь, когда кричишь о ненависти, часто ли бывает такое? Вот что я вам скажу, дети, большая любовь – это та, которая начинается во тьме, тайна, кажется, рассеивается, и вот почти что свет, ослепительный свет, но в конце концов тайна восстанавливается во всей своей неприкосновенности. Я так и не узнал, кто она, я никогда этого не узнаю, и за это я люблю ее до сих пор, клянусь всеми святыми! – теперь, когда у меня нет больше ни ее голоса, ни ее тела. Вы дети, прошли часть пути, так сделайте милость, на забуксуйте на полдороги, поняли? Летуаль, вы уже преобразили Клер, и Клер вас изменила, я это чувствую, ну так смелее! Вы когда-нибудь были на волосок от смерти, старина?