Ниже нуля - [19]

Открывая бутылку, я смотрю вниз. Жилетка всего-навсего в серо-белую клетку, один из ее квадратиков темно-красный.

– Похоже, что тебя пырнули. Пожалуйста, дай поносить, – умоляет Мюриэль, дотрагиваясь до жилетки.

Я улыбаюсь, глядя на нее, потом понимаю, что она абсолютно серьезна. Слишком усталый, чтобы отказывать, я стягиваю жилетку и передаю ей, а она, смеясь, надевает:

– Я отдам, отдам, не волнуйся.

Назойливый фотограф снимает всех в комнате. Он подходит к каждому, наставляет камеру в лицо, делает два-три кадра, потом приближается ко мне, вспышка на секунду ослепляет, я делаю еще глоток из бутылки. Ким принимается зажигать по всей комнате свечи, Спит ставит альбом X, кто-то к одной из голых стен пришпиливает воздушные шары, и те, полунадутые, висят, словно прилипнув. Дверь, ведущая к бассейну и на веранду, открыта, к ней тоже приколота пара шариков; мы выходим наружу, к бассейну.

– Чем занимается твоя мать? – спрашивает Блер. – Она больше не гуляет с Томом?

– А ты где это слышала? В «Инкуайере»? – смеется Ким.

– Нет. Я видела их фото в «Голливуд-репортере».

– Она в Англии с Мило, я же сказала тебе, – говорит Ким; мы подходим к освещенному бассейну. – По крайней мере, я читала это в «Верайети».

– А ты? – спрашивает Блер, улыбаясь. – Ты с кем видишься?

– Moi? [28]– смеется Ким, называя какого-то известного молодого актера, с которым я, кажется, учился в школе; не помню.

– Я слышала об этом. Хотела всего лишь удостовериться.

– Это правда.

– Он не был на твоем рождественском вечере, – замечает Блер.

– Не был? – Ким кажется обеспокоенной. – Ты уверена?

– Он не был, – говорит Блер. – Ты его видел, Клей?

– Нет, не видел, – отвечаю я, не уверенный в этом.

– Это странно, – говорит Ким. – Наверное, был на съемках.

– И как он?

– Очень милый, он действительно милый.

– А Димитрий?

– Ой, ну и что, – говорит Ким.

– Он знает? – спрашивает Блер.

– Возможно. Я не уверена.

– Ты думаешь, он огорчен?

– Послушай, Джефф – это времяпрепровождение. Мне нравится Димитрий.

Димитрий возле бассейна играет на гитаре; сильно загорелый, с короткими светлыми волосами, он сидит в шезлонге и берет странные, жутковатые аккорды, а потом принимается снова и снова пилить один и тот же рифф, и Ким смотрит на него, ничего не говоря. Внутри звонит телефон, Мюриэль, маша рукой, зовет:

– Тебя, Ким.

Ким возвращается в дом, я собираюсь спросить Блер, не хочет ли она уйти, но Спит, все еще куря косяк, подходит с каким-то серфингистом к Димитрию и говорит:

– У Хестона есть отличная кислота.

Серфингист со Спитом смотрят на Блер, подмигивают, она поглаживает мой зад, закуривает сигарету.

– А где Ким? – спрашивает Спит. Димитрий не отвечает, он, бренча на гитаре, уставился в бассейн. Потом смотрит на нас четверых, стоящих вокруг, минуту кажется, что он собирается что-то сказать. Но он ничего не говорит и, вздохнув, опять смотрит на воду.

Подходят молодая актриса с известным режиссером, которого я однажды встречал на вечере у отца Блер, они оценивают расклад и уходят к Ким, только что закончившей говорить по телефону, она сообщает им, что мать в Англии с Мило, и режиссер говорит – последнее, мол, что он слышал, это что она была на Гавайях, а еще может заехать Томас Ногути; когда же актриса и режиссер уходят, Ким подплывает к нам с Блер и говорит, что звонил Джефф.

– Что он сказал? – спрашивает Блер.

– Он мудак. Он в Малибу с каким-то серфингистом, они там зависли в его доме.

– А чего он хотел?

– Пожелать мне счастливого Нового года, – Ким выглядит огорченной.

– Ну, это же замечательно, – с надеждой говорит Блер.

– Он сказал: «С Новым годом, пизда».

Ким закуривает сигарету, бутылка шампанского в ее руке почти пуста. Она едва не плачет, собирается сказать еще что-то, но подходит Спит и говорит, что Мюриэль заперлась в комнате Ким, поэтому Ким, Спит, Блер и я идем в дом, наверх, по коридору, к двери Ким; Ким пытается открыть ее, но та заперта.

– Мюриэль, – зовет она, стучась. Никто не отвечает.

Спит барабанит по двери, потом пинает ее.

– Не разъеби дверь, Спит, – говорит Ким, затем кричит: – Мюриэль, выходи!

Я смотрю на Блер, она выглядит обеспокоенной.

– Как ты думаешь, с ней все нормально?

– Не знаю, – говорит Ким.

– Что она делает? – интересуется Спит.

– Мюриэль? – снова зовет Ким.

Спит, прислонившись к стене, закуривает еще один косяк. Приходит фотограф, снимает нас. Дверь медленно открывается, за ней стоит Мюриэль; похоже, она плакала. Она впускает в комнату Спита, Ким, Блер, фотографа и меня, закрывает дверь, запирает ее.

– Ты как? – спрашивает Ким.

– Со мной все отлично, – говорит она, вытирая лицо.

В комнате темно, только в углах горит пара свечей. Мюриэль садится рядом с одной из них, с ложкой и шприцем, с ваткой, небольшим кусочком сложенной бумажки с коричневатым порошком. В ложке уже есть немного порошка. Мюриэль мочит малюсенький кусочек ваты, кладет его в ложку, затем тычет в ватку иглой и набирает шприц. Закатав рукав, вынимает в темноте ремень и затягивает его выше локтя. Я замечаю дорожку уколов, смотрю на Блер, не отрывающую глаз от руки.

– Что тут происходит? – спрашивает Ким, – Мюриэль, что ты делаешь?