Низами - [71]

Мы приводим этот факт, желая подчеркнуть то обстоятельство, насколько сложны связи, сплетающие между собой различные литературы Ближнего Востока. Творчество великого азербайджанского поэта помогло узбекской классической литературе создать одно из самых замечательных ее произведений. Но это произведение, в свою очередь, вызывает сто лет спустя отголосок в самом Азербайджане, причем в результате изменившейся политической обстановки Фузули уже творит на своем родном, азербайджанском языке. Такая перекличка в далеком прошлом показывает, какие тесные культурные связи этих народов существовали уже и тогда.

* * *

Не менее интересно попытаться, хотя бы в самых общих чертах, сопоставить творчество Низами с литературой средневекового Запада. Жизнь поэта падает приблизительно на годы второго (1147-1149) и третьего (1189-3196) крестовых походов. Это время, когда сложился прототип романа о Тристане и Изольде, когда признанный мастер рыцарского романа Кретьен де Труа создал поэму «Эрек и Энида». Полный расцвет рыцарского романа падает на несколько более поздние годы, но формирование его совершенно отчетливо протекает в это время. Сопоставление «Хосрова и Ширин» и «Семи красавиц» с рыцарскими: романами вполне правомерно. Бесспорно, многое здесь окажется очень близким друг к другу, ведь и тут и там мы видим благородных рыцарей, в жизни которых средневековый этикет играл исключительно большую роль. Написанная после 1160 года поэма об Эреке и Эниде стремится дать апологию женского достоинства, то есть основная мысль ее близко соприкасается с «Хосровом и Ширин». Но хотя Кретьен де Труа по сравнению со средневековым мусульманином имел значительно более благоприятную обстановку для защиты женщины, хотя уже близилось время культа Прекрасной Дамы, все же нельзя не признать, что Низами значительно успешнее справился со своей задачей. Существенным отличием Низами можно признать ту изумительную психологическую разработку, о которой мы выше так много говорили и которая средневековому рыцарскому роману почти несвойственна. Средневековье стремится дать только одну сторону изображаемого персонажа, оно рисует образец рыцарской доблести, снабжая его всеми положительными чертами (или, если это злодей, чертами отрицательными), не заботясь о том, возможно ли в природе такое сочетание.

Мы видели, что герои Низами никогда не бывают написаны одной краской, в тех пределах, в каких это позволяла эпоха. Низами, не отказываясь от типичности, ищет индивидуализации, неповторяемого сочетания свойств характера героя, В этом отношении Низами выше своих западных современников, он стоит наравне с великими мастерами Возрождения.

Другая параллель. «Александрии» в эту эпоху так же влекли западных поэтов, как и мастеров слова Востока. Но что увлекало западного поэта? Прежде всего возможность повести своего читателя в страны чудесных песьеглавов, показать ему самые невероятные «чудеса Востока» и, наконец, дать поучительный вывод: даже и такой великий завоеватель, такой образец рыцарской доблести все же не может уйти из руки смерти, - все бренно, не стоит гнаться за славой мира сего. Такое понимание легенды об Александре известно и Востоку. Очень близка к этому трактовка Александра в «Шах-намэ» Фирдоуси. Следы такого понимания образа Александра есть и у Низами в эпизоде «живой воды». Но мы видели выше, как изменил Низами свою трактовку в целом, как его поэма «Искендер-намэ» начала звать не к отказу от мира, а, напротив, к служению человечеству.

Поэт, создав одну из самых замечательных утопий, нарисовал картину идеального человеческого общества. Только мы можем вполне оценить силу, смелость и прозорливость этой мечты Низами.

Поэты Запада пользовались преданиями о Троянский войне, «Энеидой», хрониками. Для поэтов Востока использование художественной литературы античного мира было крайне затруднено соображениями религиозного порядка. Единственным возможным источником сюжетов для них оставалась сасанидская хроника, которую, как мы видели, Низами использовал достаточно широко. Но если он не мог пользоваться античной мифологией, то он прибегал к творениям греческой философии, которые его западным современникам были почти недоступны.

Существенным отличием поэм Низами от рыцарского романа можно считать почти полное отсутствие фантастики. Средневековый Запад широко пользовался древними преданиями, в его романах постоянно действуют феи, различные духи, происходят всякие чудесные события. Как мы видели, у Низами фантастика содержится только в «Семи красавицах», где поэт использует народные поверья о джиннах, ифритах, гулях и. тому подобных нечистых духах, которыми населяла мир народная фантазия Востока. Но поэма эта отличается совсем особым характером, фантастика дана не от имени самого автора, а через посредство царевен, рассказывающих эти сказки. При всем блеске изложения сказок некоторый элемент иронии в них все же, безусловно, имеется. Таким образом, не углубляя далее этой темы, которая могла бы дать материал для целого исследования, отметим только, что при известных совпадениях с западной литературой, объясняемых параллельным в какой-то степени ходом развития общества, Низами все же стоит значительно выше средневековой европейской литературы.