Нива жизни Терентия Мальцева - [15]

Когда впервые взял в руки «Материализм и эмпириокритицизм» Ленина и через философские законы, как сквозь сильную лупу, посмотрел на окружающий его мир природы? Или когда после нескольких лет полного доверия к учению Вильямса о травопольной системе обнаружил противоречие между положениями, высказанными авторитетнейшим в сельскохозяйственной науке ученым, и собственными заключениями? А может быть, поводом к глубокому поиску истины послужил пробный посев пшеницы по не вспаханному, а лишь продискованному полю?

Было бы ошибочным называть какую-то определенную дату рождения Мальцева как философа земледелия, создателя системы безотвальной обработки почвы. Он шел к этому через вековой опыт крестьян своего села, через анализ собственного опыта хозяйствования на единоличном наделе земли и на колхозном поле. Это была его школа начальной грамоты. А тридцатые годы, когда он, не отрываясь от земли, впитывал книжные знания, стали его университетами.

Изучением философии он занялся сразу после Второго Всесоюзного съезда колхозников-ударников. Во время одного из перерывов к делегации уральцев подошел известный тогда в стране агроном и ученый Трофим Денисович Лысенко.

— Товарищ Мальцев, ваше выступление прозвучало интересно. Мы, ученые, тоже за связь науки с производством. Есть к вам ряд вопросов и советов.

Они отошли в сторону, встали у колонны.

— Если вы серьезно собираетесь заниматься наукой, вам необходимо начать с изучения трудов великих философов и биологов.

— Трофим Денисович, — запнулся Мальцев, мучительно краснея. — Мне ведь даже в школе не пришлось учиться, самоучка я, а уж сорок лет нынче будет.

— Да, вам будет трудно, очень трудно. Но без знания философии вперед двигаться невозможно. Не отступайте, если что не поймете, читайте снова и снова, вдумывайтесь, постигайте своим умом, и вы будете видеть дальше и глубже. — Заметив, как взволнован и растерян собеседник, Лысенко ободряюще положил руку ему на плечо. — Решайтесь. Для начала я напишу вам список необходимой литературы.

Домой со съезда возвращался Терентий Семенович со связкой книг, в поисках которых побывал в магазинах и у букинистов. Были среди них — «Диалектика природы» и «Анти-Дюринг» Ф. Энгельса, труды Дарвина и Тимирязева, австрийского натуралиста Менделя. Семь книг, привезенных из Москвы, положили начало многотысячной впоследствии мальцевской библиотеке.

Вверху связки была книга Ленина «Материализм и эмпириокритицизм». Ее Терентий Семенович стал читать в первый вечер, как приехал, а осилил только весной, прочитав шесть раз подряд, выискивая в словаре непонятные слова и читая одновременно популярное изложение ленинской теории материализма в брошюрах для самостоятельно изучающих философию. Так овладевал он методом марксистско-ленинской диалектики — ключом к познанию законов развития природы и общества.

В это же время, а точнее — в начале апреля тысяча девятьсот тридцать пятого года, в Москву, в сельскохозяйственную академию была приглашена делегация колхозников-опытников Челябинской области. Здесь и состоялась встреча с академиком Василием Робертовичем Вильямсом. Плохо чувствовавший себя после перенесенной болезни, ученый говорил с трудом. Больше слушал и просил рассказывать, как опытничают на колхозных полях, в чем требуется помощь ученых. Рассказывал о своей хате-лаборатории и Терентий Семенович.

— На десяти гектарах ведем научные работы. Испытываем более двухсот сортов пшеницы, по нескольку сортов ячменя, гороха, чины, вики. На отдельных участках урожай бывает до двадцати пяти центнеров с гектара… Какие опыты проводим? — догадывается о сути вопроса академика Мальцев, видя, как лицо Вильямса болезненно подергивается. Ученый успокаивается, слушает, прикрыв рукой глаза и наклонив тяжелую большую голову. Его мозг деятельно работает, впитывая в себя и давая новый разбег мыслям, предложениям, поискам колхозников.

— Скрещиваем яровые пшеницы, произраставшие ранее в различных климатических и почвенных условиях, — продолжает рассказ Мальцев. — Испытываем гибриды разных поколений и комбинаций, а также озимые пшеницы — на зимостойкость, засухоустойчивость, урожайность.

Голос рассказчика становится тише: он видит, как утомлен больной академик длительной беседой. Гости тихо выходят из кабинета.

Мальцев долго не может успокоиться.

— Жаль, помешала болезнь поговорить, а край как надо было от него самого услышать о значении травяного поля в севообороте. Кое-где колхозы уже перешли на десятиполку и два поля засевают многолетними травами.

Читал Терентий Семенович у Вильямса о том, что однолетние сельскохозяйственные растения не в состоянии накапливать в почве органические вещества. И пока что принимает на веру категоричное и безоговорочное:

«…у сельского хозяйства выбора нет. Имеется только один способ решения задачи — культуру однолетних растений время от времени нужно прерывать культурой многолетних травянистых растений… Мы вынуждены необходимостью, ибо мы не располагаем сейчас иными способами создания прочности почвы, прочности комковатой структуры».

Колхозник-опытник, делающий в науке первые шаги, не мог не поверить крупнейшему ученому авторитету, и это не было ни виной его и ни бедой, ибо требовалось время, чтобы проверить, осознать и опровергнуть ошибочность травопольной системы земледелия. Мальцев придет к этому не сразу, через десять лет после того, как убедит колхозников и введет десятиполки с многолетними травами. Надежды на повышение урожаев не оправдаются. И Мальцев начнет искать иные исходные данные для создания в почве органического вещества — главного элемента почвенного плодородия. Как ни странно, на опровержение тезиса Вильямса его натолкнет мысль самого академика. Не единожды вчитываясь в его труды, вдруг увидит, что Вильямс, при всей категоричности собственных выводов, оставил широкий коридор для идущих следом: