Нити жизни - [44]

Мой отец, стремившийся взять от жизни многое, после девяти лет брака изменил моей матери. Просто исчез, не оставив ни письма, ни записки, ни хотя бы клочка — ничего. В один из вечеров не вернулся домой. Мне тогда и восьми лет не стукнуло, а что говорить о сестре — ей было пять. Одна, с двумя детьми на руках, в полной неизвестности. Что испытывала моя мать, я могла только догадываться. Мне было не постичь её чувств, мук и переживаний.

Это тоже любовь или какая-то её неотъемлемая часть? И почему эта старая боль до сих пор живет во мне и при каждой возможности начинает кровоточить и жечь мне душу? Нахлынет и ощущается, как горечь во рту от перца, случайно попавшего вместе с ложкой супа. А вам доводилось испытывать похожее? Спросите себя и вы получите ответ. Подобные воспоминания всегда колкие и их невозможно стереть, они пробираются в глубину твоей души, закрадываются в самые дальние уголки памяти и прорастают, как семечки. И от них не избавиться, не скосить, не вырубить — они как нашествие саранчи на поля, пожирают нас из года в год, — медленно, исподтишка.

Мама старалась скрывать свои страдания, понимая, что не должна перекладывать на наши плечи груз своего несчастья. «Командировка!» — вот так, одним словом, с выдавленной улыбкой, мать объяснила это моей младшей сестренке, предполагалось, что и мне, но я уже знала, что это ложь. Мне не забыть бессонных ночей, заплаканных глаз, бесконечных звонков в больницы, морги, обивания порогов милиции с заявлениями на розыск и череда поездок на опознание.

— Человек пропал, а вы ничего не хотите делать! — кричала моя мать в телефон в очередной раз, разговаривая с дежурным на посту.

— Трое суток, мадам, трое суток, — отвечал механический голос, словно зачитывая стишок.

Они прошли: на работе он так и не появился, ни у друзей, ни у знакомых. Заявление приняли. Прошло две недели, а новостей так и не было. Мама продолжала ходить, как опущенная в воду, впав в меланхолию, со всем забросив нас, тогда к нам и приехала бабушка, взяв всю хозяйственную работу на себя. Но все равно, холодом и запустением веяло отовсюду, казалось, у нас затушили жизненную свечу. Мама позабыла о себе и буквально жила возле телефона, судорожно вздрагивая каждый раз, когда от него раздавался малейший треск. Хуже всего было, когда ошибались номером, ведь после — она ревела каждый раз. Мне так хотелось сделать хоть что-то, но что? Перегрызть шнур, утопить его в ванной, сбросить с балкона?! И вот, в очередной такой звонок, голос в трубке попросил приехать на опознание — мол, где-то в депо электричек было найдено, похожее под описание, тело. У мамы случился срыв. В ту ночь я нашла её на кухне толи плачущей, толи смеющейся, но как-то не естественно — отрывисто, наигранно. Словно, это была не она, а кто-то в её облике потешался над ней. Она сидела на кафельном полу в окружении пустых бутылок, вытряхнутых фотоальбомов, а на полке буфета, выделенной под телевизор — крутились записи с их свадьбы. Звук разъедал пространство, как кислота. Сделав глоток чего-то пузыристого, она заметила меня:

— Иди спать, детка, — сказала она, кажется, улыбнувшись, — мама в порядке! Но это было не так, в туже минуту её вырвало. Я вскрикнула, испугавшись, и тут же, пулей полетела будить бабушку. Мне приказали сидеть в комнате и не выходить, а также не пускать сестру, но этого и не требовалось — она продолжала крепко спать. А я слушать крики, которые стихли лишь под утро. Позже мне тоже никто ничего не объяснил, просто собрались и уехали.

— Двое кроликов остаются дома, — ласково сказала бабушка и захлопнула дверь.

Я посадила сестру завтракать. А сама ушла в ванную, задвинула задвижку, включила воду и разрыдалась. В школу в тот день мы не пошли.

В обед они вернулись, мамино лицо ничто не выражало, я испугалась, но бабушка покачала головой и, поцеловав меня в лоб, погладила по голове и повела маму в спальню. Вечером мы ужинали все вместе, ну, почти все…

Прошло три месяца, кажется, мы привыкли к жизни без отца, только Алина стала чаще спрашивать про папу: «мол, скучаю я, где он, ну где же… где?». «В командировке», — повторяла мама, украдкой смахивая выступающие слезы. И снова запиралась в спальне. А потом от нас уехала бабушка, сказав: «берегите маму». Я не поняла почему, но это помогло — мама пришла в себя. Смех и улыбки снова стали гулять в нашем мирке. И вот однажды утром раздался столь долгожданный звонок. Мама подошла и посмотрела на телефон, словно решала — отвечать или нет, а он продолжал звонить, наполняя пространство раздражающими, угнетающими и неизбежными звуками. И вот она ответила — на том конце прозвучал голос отца. Я подошла ближе и прижалась к маме. Она всё поняла, что я знаю, что не был он ни в какой выдуманной командировке, но и где был, тоже.

— Ты жив? — спросила она.

— Жив, — глухо отозвался голос.

Повисла тишина, мама сглатывала слёзы.

— Домой вернешься? — наконец спросила она.

— Вернусь, — ответил он. Мне послышалось, что я услышала всхлипы.

— Тогда, на вечер твои любимые сырники с изюмом, да? — голос мамы прозвучал, словно она освободилась от мрака.