Нити судеб - [18]

— Левк, не говори глупости. Всё зависит только от твоего желания, и хватит уже. Поехали лагеря посмотрим и домой.

— Вы поедете смотреть лагеря? Сейчас? — тут же спросил Хилон.

— Да, — не оборачиваясь ответила Лина и подобрала свой плащ.

— Но я никого не предупредил о вашем приезде…

— А зачем предупреждать? Вам есть что скрывать?

Хилон открыл рот, не зная, что ответить на эти вопросы.

— Предупреждать никого не надо. Я хочу посмотреть, как проходят повседневные тренировки, — продолжила говорить Лина, игнорируя взгляд спартанца. — Дайте мне солдата, который покажет дорогу к лагерям, и можете не волноваться, ничего дурного я делать не собираюсь.

Правитель Спарты покорно кивнул.

Через двадцать минут Лина с Левком и тремя солдатами уже выехали за пределы города и направились на север, где располагались два лагеря для юношей старшего возраста, для которых была скорректирована программа обучения на четыре года, а не на десять, как для остальных. Находились они не очень далеко от города, и через два часа отряд должен был уже прибыть на место.

— Я так понимаю, на ночь мы останемся там? — спросил Левк, косясь на дорожные палатки за спинами солдат.

— Да, во дворец вернёмся только перед отбытием в Афины. А может и нет… посмотрим.

— Лина, ну что ты так взъелась на Хилона?

— Не знаю Левк. Давай не будем об этом, — ответила Лина. — Он постоянно заставляет меня нервничать, и я не хочу обсуждать это. Расскажи мне лучше про Зиосу. Какая она? Ты правда её любишь? — спросила Лина, смотря на Левка, а он тут же заулыбался и замолчал, думая как можно было рассказать о девушке, без которой не мог представить свою жизнь.

— Наверно это странно, — начал говорить он и опустил взгляд. — Любовь… все о ней говорят, восторгаются этим чувством, но сейчас ведь практически никто не женится по любви. Брак это взаимовыгодное сотрудничество двух семей, это известно всем, но при этом греческие философы воспевают эту самую любовь, прославляют её, как самое светлое чувство на свете… чувства, которого никто не видел.

Левк замолчал, собираясь с мыслями, и был рад, что Лина молчала и просто слушала его, не комментируя произнесённые им слова. Она как-то рассказывала на лекциях, что если своей проблемой или переживаниями поделиться с другом, то становится легче. Душа освобождается от тяжёлого бремени и проблемы перестают терзать её. Но сильному воину не пристало жаловаться, пусть даже и другу. Это было слабостью, а в Греции не любили слабых.

Он долго думал над этим. Ведь Лина всегда учила быть сильными, терпеть боль, мучения, но при этом признавала исповедь другу… Значило ли это, что поделиться своей ношей, не слабость вовсе?

— Сначала я просто хотел помогать ей, ведь она не сделала аборт, родила моего сына…

— Она принимала помощь?

— Деньгами нет, но я покупал еду, одежду, кожу, чтобы Зиоса могла работать. Она, конечно, не желала этого, но когда им приходилось совсем худо, а Ориона нужно было как-то кормить, то не отказывалась. О боги, это было ужасно… сейчас они ещё более-менее нормально живут, но было время… даже вспоминать страшно, — покачал головой Левк. — А я же солдат, верней был солдатом, и мог отсутствовать очень долго.

— А отец? Я так поняла, что он с ними не живёт? — спросила Лина, желая поменять тему разговора. Слушать, как эта женщина с малышом голодали было слишком тяжело.

— Он выгнал Зиосу из дому, когда она отказалась делать аборт. Он иногда заходит к ней, продаёт кожу, но практически не помогает. Хотя я его не очень хорошо знаю, и разговаривал с ним всего один раз, когда просил отдать за меня Зиосу.

— А он? Отказал что ли? — изумилась Лина.

— Если не вдаваться в подробности, то да, отказал… — усмехнулся Левк, вспоминая, как громко отец Зиосы на него кричал и ругался. И казалось, что все в Афинах узнали, что он обесчестил его дочь. — Но Зиоса не прогоняла меня. Верней сначала она была против моих визитов, но потом смирилась с тем, что я не уйду, и позволяла видеться с сыном.

— А сама Зиоса? Мне она показалась очень милой девушкой.

— Она чудесная, — ответил он, и на его лице заиграла романтическая улыбка. — Я четыре года до неё не дотрагивался. И даже не намекал, точно зная, что она отвергнет меня. Но я не мог бросить их. И дело было не только в сыне. Конечно, он очень дорог мне, но я хотел Зиосу. Хотел видеть её рядом с собой, ждал, что она простит меня… Она ведь рассказала тебе?

— Да, — кивнула Лина, понимая о чём он спрашивал.

Левк тут же погрустнел и опустил взгляд.

— Но я не осуждаю тебя, — поспешила сказать она. — Разумеется, подобный поступок очень скверный, и я даже не поверила ей, но Левк… то, что ты не бросил эту девушку и помогаешь ей, говорит о многом. И для меня это знание ничего не изменило, я по прежнему считаю тебя своим другом.

— Спасибо, — тихо ответил он. — И Лина… я не знаю, что ты сказала ей, но за четыре года Зиоса первый раз разрешила мне остаться на ночь, и только ради этого можно умереть.

— Ну умирать тебе рано, — улыбнулась она в ответ. — У вас всё только начинается. Вы ещё молодые. А как она шрам получила? — вдруг вспомнила она.

— Я не знаю. Зи мне не рассказывала, а я не спрашивал, но четыре года назад он у неё уже был, — пожал плечами Левк. — Но я ей сотни раз говорил, что он нисколько не уродует её, что она молодая красивая девушка, и этот шрам не повод жить затворнической жизнью.