Нити судеб человеческих. Часть 3. Золотая печать - [29]

С трудом удалось ему, ссылаясь на занятость с пациентами и аспирантами, отклонить («временно», как он сказал) настойчивое предложение вступить в партию. После этого на следующий год он не был переизбран в профком. Через два года предстояло переизбираться на должность заведующего кафедрой, успешность такого переизбрания после «антипартийного» демарша нашего профессора становилось проблематичной. Активизировался всепроникающий Комитет. Керим это понимал, но он надеялся, что из высшего сообщества специалистов-кардиологов его вывести не смогут никакие тайные силы – не те были времена. Оставаясь профессором кафедры, - а звание профессора дается пожизненно, - он мог с не меньшим успехом продолжать свою деятельность.

Два года прошли, и Керим вновь был переизбран на должность завкафедрой. Конечно, члены институтской элиты в этом вопросе не обошлись без консультации в республиканском министерстве здравоохранения, где наш Керим имел всемерную поддержку – республика нуждалась в нем. Министерская консультация взяла верх над «комитетскими» желаниями принизить положение этого выскочившего в верха крымского татарина.

Керим всегда сам добивался успеха и сам выкарабкивался из срывов, которые всегда бывают в реальной жизни. Министерская поддержка была очевидной, и очень деликатно и мягко Кериму дали знать, что он теперь несет обязательства перед высшими инстанциями.

 Свободной же личности, каковой себя считал Керим, не нужны бесспорные обязательства. Свободный человек не желает ни корпоративной, ни индивидуальной подчиненности, и он не подчиняет себе других – только в рамках штатного расписания. Керим с неудовольствием ждал, когда к нему поступят неприятные предложения.

Случилось так, что Энвер-агъа, родственник Керима, написал в ЦК КПСС и в Министерство обороны письмо:

«Я с сорокового года в Красной Армии. Прошел войну с первого дня до последнего, освобождал Варшаву, Будапешт, Вену, где и встретил день Победы в звании артиллерийского полковника. Воевал я неплохо, о чем могут свидетельствовать мои боевые награды (список прилагается). После демобилизации в 45 году я нашел мать и отца, слава богу, живых, в Самаркандской области Узбекистана, куда они, родители трех ушедших на Великую Отечественную войну сыновей, были насильственно высланы в 44 году. Два моих брата не вернулись с войны – один погиб под Сталино в 41 году, другой под Берлином во время штурма Зееловских высот. Я по прибытии в Узбекистан был взят под комендантский надзор, и каждый месяц ходил отмечаться, как какой-нибудь преступник. Ко мне в последующие годы власти всех уровней относились с недоверием, как к неполноценному гражданину, но у меня нервы крепкие и совесть чиста – я все это перенес с достоинством. Работал я механиком на автобазе, женился и вырастил двух дочерей, которые сейчас отлично учатся в университете. Так что я имею все основания считать себя честным и полезным для общества человеком. Я думаю, что советской власти нет оснований отказать мне в праве приобрести дом в моей родной деревне в Крыму, но в праве жить в Крыму мне отказали местные власти Крымской области, выслав меня за пределы области под конвоем. Я член Коммунистической партии с осени 41 года, полковник в отставке. С этим письмом я обращаюсь к высшему партийному органу и в Министерство обороны – разрешите мне приобрести дом в Крыму».

Письмо полковника в отставке было переправлено из Министерства обороны в Самарканд, в областной военкомат, откуда он получил стандартный ответ, в котором указывалось, что вопросы прописки в Крыму решает местная власть. Из ЦК КПСС тоже пришел ответ (надо признать, что при советской власти заявитель всегда получал какую-то отписку). В нескольких строках этого ответа отправитель уведомлялся, что «ЦК КПСС вопросами прописки граждан не занимается», далее был приписан совет обратиться в соответствующие инстанции Крымской области Украинской Советской Социалистической республики. Энвер-агъа с этим ответом опять полетел в Симферополь, хотя знал наверняка, что положительного результата не будет – просто хотел знать, чем заканчивать свой разговор на эту тему с друзьями и знакомыми. Конечно же, его опять поперли из Крыма. Именно о таком финале рассказывал Энвер-агъа своим землякам и добавлял, что надо всем объединяться во всенародном движении.

И молодой родственник его Керим, уважаемый в республике профессор медицины, тогда же решил, что в ближайшее время он покинет Узбекистан и поедет в Крым, чего бы это ему не стоило – Керима оскорбляла мысль, что там, наверху, считают его запуганным человеком, ради достаточно высокого общественного положения на чужбине отвернувшегося от своей отчей земли.

Ну не мог Керим вынести этой мысли!

Теперь он стал больше времени проводить со своими земляками, общаясь и с активистами Движения и с безразличными – были и такие. Если раньше он просто отмечал в памяти таких личностей, которые, зарабатывая честно или не очень, прожигали жизнь в кутежах, то теперь он обозначал свое отношение к таким типам или прекращением общения или сдержанным – все же интеллигент, профессор – речевым отпором. Так происходящие вокруг него события, среди которых были и значительные и вовсе незначительные, но знаковые, вдруг изменили его характер, сделав его непримиримым к нелогичным поступкам и заявлениям, особенно касающимся его народа.