Нищие - [9]

Бомж, державший портвейн в руке, поднес горлышко ко рту, отхлебнул пару глотков, потом поставил бутылку на пол и, ничего не говоря, поднял вновь руку, пальцы на которой были вяло скручены в фигуру, называемую фигой. * Ни хрена себе - я себе! - только и смог вымолвить Юрайт и уже посильнее поддел сапогом мужика в область ягодиц. Но тот вдруг разразился таким воплем, будто во время учебного бомбометания один из снарядов угодил в его дом. * Ой! Люди милые! Помогите, убивают человека божьего!

Народ начал останавливаться и приглядываться к двум интересным личностям - солдату-калеке и бомжу неопределенного возраста. Юрайт-то теперь понимал, что если бы на этом самом месте орала в драке даже пара братков с бычьими шеями, то никто бы и виду не показал, что вокруг что-то происходит. Но тут дело принимало другой оборот.

Он склонился над бомжем и вполголоса сказал: * Ты что орешь-то, сволочь? Кто тебя трогает, гад? Убирайся с чужого места!

Бомж ни с того ни с сего повалился набок и заорал ещё громче: * Не бей, прошу, только не бей!

Кто-то сказал, что пора бы вызвать милицию, кто-то из тех мужиков, кто кроме как на свою жену никогда и ни на кого слова обидного не скажет, готов уже был ввязаться в разборку.

"Вот это дела", - подумал Юрайт и несказанно пожалел, что не обратился за помощью к Чвоху. Из пострадавшего и обездоленного воина, за которого он выдавал себя на этом месте до обеда, которого жалели, которому сострадали в беде, которому платили деньги, он вдруг в один момент превратился в хулигана и чуть ли не в убийцу. Теперь уже средний класс России в образе замученных постоянным безденежьем женщин и однообразных неопохмелившихся мужиков, загнанных непосильной работой или наоборот озверевших от безработицы, смотрели на Юрайта, как на волка, стащившего у них все достояние в виде последней овцы. Не хватало только вил, чтобы его, "пострадавшего" в Чечне или Таджикистане командира минометной роты, прижали к стене.

Так он думал, глядя на народ и оставив в покое бомжа, который успел уже зажать свою бутылку с портвейном между ног, дабы кто-нибудь не разлил её содержимое при намечающейся разборке. Юрайт лишь теперь поверх толпы глазами искал Чвоха, единственного своего защитника. Но как назло того, когда это крайне требовалось, не было.

Но вдруг из толпы вылез тот самый парень, которого Юрайт видел сидящим на корточках перед бомжем, резко схватил Юрайта за грудки и коленом ударил между ног. Юрайт согнулся от боли и в это время получил сильнейшие удары с двух сторон по ушам. Контузия сказалась, и он тут же потерял сознание.

...Очнулся он на заднем сиденьи в какой-то машине. Краем глаза посмотрел в окно (голову не мог повернуть от боли в шее), они петляли между жилых высоток в районе какой-то новостройки. "Отвоевался", - подумал Юрайт и закрыл глаза. Так было легче терпеть боль в голове...

ГЛАВА 2. АФИНСКАЯ

Хозяйкой трех подвальных комнат, отведенных по всем официальным каналам под редакцию газеты "Милосердие", являлась моложавая женщина лет тридцати пяти. Татьяна Афонина официально являлась редактором этой самой газеты.

Но все подчиненные называли Татьяну Сергеевну Афонину не иначе как госпожой Афинской. Конечно, не в её присутствии. Но она знала о своей кличке и даже гордилась ею.

Газета "Милосердие" выходила исправно - раз в две недели и печаталась на двух страницах. А весь тираж составлял не больше тысячи экземпляров. Зато каждый отдел любой префектуры столицы получал такую газету. Приходила она и в отделы социального обеспечения города. Ее видели городские депутаты, сотрудники милиции - в общем, все те, кто имел дело с людьми без постоянного места жительства или с обыкновенными нищими. Все они, по роду своей службы, пробегали немногочисленные строки газеты и выносили из неё только одно - бедным и сирым нужно помогать. Почти все эти люди знали редактора газеты по фамилии, имени и отчеству, но, к сожалению, в глаза её никто не видел. Да и сама Татьяна Сергеевна за все время существования газеты не добивалась аудиенции у высокопоставленных лиц.

К тому же Татьяна Афонина не думала наращивать тираж своего издания, и по всему было видно, что газета убыточна. И тем не менее она выходила и, каким-то образом минуя адресную рассылку и услуги почты, появлялась на столах трех, а то и пяти сотен чиновников и высокопоставленных людей в столице.

Но были у Татьяны Сергеевны, а иначе - госпожи Афинской - дела и поважнее, чем выпуск никому не нужной газеты. Ведь под крышей редакции газетенки, которую мог выпускать в течение дня один человек, трудилось около семи сотен высококлассных специалистов - нищих, бомжей, бродяг, калек, инвалидов, бедствующих музыкантов и другой публики подобного рода, для которой выпрашивание милостыни и подаяния было главным делом жизни. Эти люди каждое утро занимали места в метро, подземных переходах, на автомагистралях города, размещались на площадях около кафе, ресторанов или крупных магазинов. Они сновали там, где обитали иностранцы и люди, называемые в народе новыми русскими. Словом, контингент Афинской старался бывать в самых людных местах столицы.