Нищие - [3]

Юрайт чуть ли не бежал вверх по переходу к своей точке на пересечении станций "Театральная" и "Площадь Революции".

Через полминуты он уже стоял за десять метров от небольшого эскалатора между станциями, рядом с лестничным маршем, где спускавшиеся вниз пассажиры притормаживали перед скользкой лестничкой, а поднимающиеся вверх скапливались и образовывали очередь. И те и другие просто не могли не заметить молодого офицера, почти мальчишку, но уже инвалида, который в свои годы достаточно натерпелся ужасов войны и лишений.

Юрайт быстро и незаметно стянул с себя бушлат, подложил его под колени - и через пять секунд к пассажирам уже взывал искалеченный и обоженный в боях воин. В шрамах и, видимо, без копейки в кармане.

Вспомнив встречу с Акбаркой, Юрайт тоже решил разыграть сегодня "чеченскую карту".

...В славную когорту нищенского люда сержант Юрий Пономарев попал совершенно случайно. Если бы его спросили родные или знакомые, как, мол, докатился до такой жизни, он бы ответил, как в старом анекдоте про доярку Марью Ивановну, ставшую валютной проституткой: "Повезло".

Да, с профессией ему действительно повезло. Неважно, считал Юрайт, каким способом в этот самый переходный рыночный период зарабатывать деньги. Во-первых, чтобы это делалось без всякой мокрухи и вообще без нарушения каких либо государственных законов. Ну, а во-вторых, чтобы зарабатывались денежки полегче, и было их в кармане всегда побольше.

В Чечне, конечно, воевать Юрайту не приходилось, но на таджикской границе пороха понюхал. Правда, не успел прослужить и трех месяцев после учебного подразделения - их отряд попал на открытой местности под минометный обстрел. В результате, сержант Пономарев был слегка контужен и лишился безымянного пальца на правой руке. После полуторамесячной отлежки в госпитале был комиссован по инвалидности. На этом все его боевые подвиги и закончились.

Но, как это бывает, что-то не сработало в военном ведомстве. Хотел он уже писать родным и покупать билеты на родную Смоленщину, но военные бюрократы, выписав из госпиталя, не выдали ни инвалидных, ни проездных документов. Не ехать же без пенсионного пособия домой, и решил он, по совету одного майора, навестить бюрократические коридоры московских властей. Разобраться, так сказать.

В само Министерство обороны России его, конечно, не пустили. Записали на прием к какому-то крупному генералу, но регулярно, хотя и в вежливой форме, давали от ворот поворот. Говорили, что генерал тот почти каждый день перелетал из одного полка в другой с проверками. На самом же деле, как сказали доверительно сержанту-инвалиду Юрке Пономареву, "летал" тот генерал между спонсорскими фирмами, строительными организациями и одной воинской частью, солдатики которой возились на строительстве его дачки размером двадцать на двадцать и четырех этажей в высоту.

Денег на жизнь в Москве совсем не оставалось. Хотел было сходить за помощью в Комитет солдатских матерей, а потом передумал - он, мужик, у мамаш помощи просить пойдет. Неправильно это как-то.

Однажды на площади он и ещё один такой же горемыка - друг по солдатскому несчастью - сидели, заливали последние солдатские сбережения самой дешевой сивухой, что продается в коммерческих ларьках, да поносили службу военную и весь генеральный штаб последними словами. * Хоть снимай фуражку и проси милостыню, - занюхивая рукавом выпитое, вздохнул Юрайт. * А что, давай, попробуем, - сказал Генка Вязникин и, выпив свою порцию, протянул в сторону проходящей толпы пластмассовый стаканчик из-под бормотухи. * Люди добрые! Подайте солдатам-инвалидам на хлеб и на водку. Немного просим - на водочку, чтобы ночью тепло было, да на хлебушек, чтоб в желудке не бурчало от голода.

Юрайт захохотал, но в это время к его товарищу подошел какой-то мужик и без слов засунул в стаканчик пять тысяч рублей. Затем выгреб всю мелочь из карманов, самому себе сказал - "Чтоб не оттягивала карманы, сука, и не звенела" - и забросил монеты в копилку начинающего нищего. * Слушай, завязывай с этим делом, - краснея сказал Юрайт своему недавнему знакомому. Но тот, словно азартный рыбак, уже был неудержим. Он ходил по станционной площади со своим стаканчиком и орал какую-то совершенную чепуху о молодом поколении, которое погибает на войне вместо того, чтобы получать образование в институтах, об ожидающих их с войны матерях. Он что-то выкрикивал о генералах, которые на солдатские деньги покупают дорогие иностранные машины, строят шикарные дачи, учат своих детей в престижных заграничных вузах. Он сокрушался о простых городских и деревенских парнях, у которых нет влиятельных родителей, и которых посылают под душманские пули.

Когда Юрайт уволок другана с центра площади на обочину, стаканчик был полностью набит денежными знаками. Они пересчитали деньги - получилось что-то около тридцати тысяч, не считая оттягивающей карман мелочи.

И это всего лишь за каких-то четверть часа. Не хило! * Ну что? Пойдем в пельмешку, возьмем бутылочку, да за жратвой обсудим планы на будущее, - и Генка постучал по звенящему монетами карману.