Нищета. Часть 1 - [21]

— Заходите вечером, после семи, или завтра с утра.

И г-н Превель, галантно раскланявшись, поднялся этажом выше.

Горячо поблагодарив свою новую покровительницу, Анжела вышла на улицу, села в омнибус и отправилась на Монмартр. «Сперва надо устроить малютку, а там видно будет, — думала она. — Нельзя же так сразу, все надо делать по порядку». И бедняжка, подавляя вздохи и сдерживая слезы, крепилась из последних сил, стараясь улыбнуться Лизетте. Но, выйдя из омнибуса, она вдруг почувствовала такую нестерпимую боль в ногах, что вынуждена была присесть на скамью. Идти дальше она не могла; ее чулки намокли от воды и крови.

Погода стояла переменчивая: небо то прояснялось, то вновь заволакивалось тучами; порывистый ветер гнал снежную крупу, но порой лучи солнца, подобно светлой улыбке, проглядывали из-за облаков. Продрогшая, измученная, почти больная, Анжела невольно подумала: «Если погода зависит от господа Бога он, наверно, просто издевается над людьми!»

XIII. Снова в поисках работы

Думы о матери, о брате и маленьких сестрах неотвязно преследовали Анжелу. Правда, она уже не в первый раз уходила из дому, но все же родные, должно быть, очень беспокоились о ней. Сколько забот разом свалилось на нее! Подчас от сознания безвыходности своего положения и от вереницы страшных картин, возникавших в ее мозгу, голова Анжелы шла кругом.

Однако, несмотря на нездоровье и усталость, нельзя же было вечно оставаться здесь, на этой скамье. К счастью, ясли находились неподалеку, и Анжела отправилась туда. После всех перенесенных ею невзгод она стала смелее, в поведении ее появилось даже что-то бунтарское. Уже не робея, она вошла в осведомилась, на каких условиях можно оставить ребенка.

Условия были простые: плата шесть су вдень, кроме того требовались свидетельства о рождении и о прививке оспы. Шесть су Анжела могла заплатить; имеется ли свидетельство о рождении, она не знала, а что касается прививки, то следы ее виднелись на пухленькой ручке Лизетты.

— Это ваша сестренка? — спросила монахиня.

— Нет, дочь, — ответила молодая мать и покраснела.

— Боже правый! Вы замужем?

— Нет.

— Бедняжка! До чего вы низко пали! Сколько же вам лет? И как вы поддались наущениям дьявола?

— Меня погубил не дьявол, а добрый христианин.

— Что вы говорите, горемычная?! Христианин! Не клевещите на своего ближнего!

— Я ни на кого не клевещу, а говорю чистую правду.

— Кого же вы вините в вашем несчастье?

— Никого. Если в глазах людей я бесчестна, пусть так; моя совесть чиста.

Монахиня, должно быть, не вполне верила в искренность Анжелы. Она заговорила о благости Господней, о пресвятой деве, о раскаянии, искупающем грехи. Наконец хоть и холодно, но она выслушала юную мать и посоветовала, как получить необходимые документы. Монахиня знала о происшествии, наделавшем много шуму: в газетах появилась заметка о роженице, которая разрешилась от бремени на пороге танцевального зала «Элизиум». Сообщение было озаглавлено: «Дитя улицы». Свидетельство о рождении, полагала монахиня, должно находиться в монмартрской мэрии.

Анжела направилась в мэрию. Ей пришлось прождать около часа; наконец вызвали «девицу Бродар» и вручили ей свидетельство о рождении ребенка. С этим документом она вернулась в ясли. На свою беду, она не застала акушерки, которая, по словам сердобольной монахини, должна была выдать справку о прививке оспы. Но обошлось без этой формальности: когда дело касалось предписаний муниципалитета, святые сестры были не слишком придирчивы. Анжела заплатила шесть су, и Лизетта наконец была принята.

— Мы поместим ее отдельно, — заметила монахиня. — Такой ребенок не может находиться вместе с другими детьми.

Анжела вспыхнула от негодования. Не лучше ли унести малютку? Но как прокормить ее, не имея работы? И как найти работу с ребенком на руках? Какой-то заколдованный круг!.. «Для того, чтобы чего-нибудь добиться, вероятно, надо делать вид, будто ни в чем не нуждаешься», — подумала она, уходя из яслей. Глаза ее были полны слез.

Монахиня унесла Лизетту на вытянутых руках, точно боялась, что прикосновение к этому прелестному существу осквернит ее. Она опустила дитя в колыбельку, стоявшую особняком, но все же заботливо подложила мягкую подушку под голову маленькой отверженной, ибо церковь не в состоянии была убить в монахине женщину, подобно тому как проституция не смогла убить в Олимпии материнских чувств.

Итак, на некоторое время Анжела освободилась от забот о ребенке. Что касается платья, то сменить его ей было не на что. Однако она не теряла, не хотела терять надежды получить работу. Она расскажет обо всем мадам Регине, и та, конечно, не останется безучастной к судьбе маленькой Лизетты. Лишь бы заработать немного денег, и тогда можно будет приодеться, как все. Ведь она так опрятна, так любит чистоту… «Это у нее в крови», — говаривала мать.

И Анжела снова отправилась в путь, ступая словно по иголкам, до того у нее болели и кровоточили ноги, обутые в поношенные башмаки. Надежда в ее груди сменялась страхом и отчаянием, доводившими ее до слез.

Появление молодой девушки у мадам Регины произвело сенсацию. Мастерицы пренебрежительно оглядели ее. Но еще хуже был прием, который оказала ей хозяйка мастерской. У этой дамы был только один глаз, но смотрел он с таким презрением, что девушка буквально остолбенела. Хотя она приготовила немало красноречивых слов, надеясь разжалобить свою будущую хозяйку, но так и не раскрыла рта. Справившись, что ей нужно, и не дожидаясь ответа, мадам Регина протянула ей монетку в два су и сказала.