Никто не умрет. Часть 1 - [87]

Может быть, Ираида смогла бы забыть свою неудачную любовь, если бы не беременность, которой одарил ее любвеобильный Иван в их первую и последнюю ночь.

— Когда я узнала, аборт было уже поздно делать, — сказала Ираида.

— Ну, ничего, — успокоила ее Соня, — как-нибудь справимся все вместе. Я тебе помогу, ведь мы же — семья. Наверное, надо как-то передать этому Ивану, что он стал папой. Может быть, он будет неплохим отцом…

— Ни за что!

— Ну, как хочешь, только ребенка надо кормить, одевать, учить… Он должен помогать…

— Нет! Он не достоин быть отцом.

Ее глаза покраснели, губы кривились в мстительной улыбке, похожей на оскал волчицы: она ненавидела Ивана за любовь, которую так и не смогла в себе убить, за ревность, которая до сих пор сжигала ее изнутри, за несчастье носить в себе его плоть, в то время, как он счастлив с другими…

— А я не хочу быть матерью ЕГО ребенка…

Соня слушала сестру, опасаясь за ее рассудок.

— Хочешь? Я подарю его тебе?

— Кого?

— То есть ее. Забирай. У тебя был мальчик, теперь будет девочка для разнообразия. Я свою часть выполнила, выносила, родила, имя дала, остальное — твоя забота.

— Но как же так? — пролепетала Соня, — Когда ты успела родить?

— А вот так скоренько, за семь месяцев отмаялась. А вы думали, я на пляже загораю? — Ираида нервно захихикала, — В роддоме я загорала. Приехала уже давно. В совхозе в детском садике воспиталкой работала. Ивана родилась, я сразу к тебе. Все. Моя тюрьма закончилась. Эта сволочь там прохлаждается, с иностранками развлекается, а я тут должна одна страдать. Ну, уж нет. Не дождется, чтобы я из-за него страдала.

Голос Ираиды сорвался на фальцет.

— Так ты дашь мне денег? — вдруг спросила она, — Баш на баш. Я тебе милую девочку, а ты мне — двадцать тыщ баксов. Хороший обмен. Соглашайся. Груднички от таких здоровых телок, как я, стоят в несколько раз дороже. А я тебе по-свойски, почти даром.

— Каких денег? Ты хочешь ее продать? Ты с ума сошла! Нет. Ты шутишь? Это не смешно. Глупый розыгрыш. Хватит меня пугать. Лучше скажи мне: ты уже родила? Где? Когда?

Ираида хмыкнула, помешала в полупустой чашке темную остывшую жидкость.

— Боже! Когда ты успела. Твоя подруга Лика пару месяцев назад звонила родителям и говорила, что у вас все хорошо. Мама заподозрила, что все-таки не все ладно, если звонит подруга, а не ты сама. Но она уверяла, что ты слишком много учишься, целыми днями, а ночью не хочешь их беспокоить.

— Мы договорились, — Ираида небрежно махнула рукой, — Ну так как? Берешь? А то я иностранцу какому-нибудь предложу. Девочка красивая получилась, вся в батю, зараза. Глаза бы мои его не видели. Да, мне много денег надо. А! Что толку? У вас ни у кого столько нет, сколько мне нужно. Вот видишь, — Ираида потрепала оттянутые коленки трико, — До чего меня женская доверчивость довела. Ну, все. Теперь я наведу на себя шмон, мужиков штабелями буду укладывать к своим ногам. Еще не известно, кому будет лучше. Я не стану терпеть лишения ради его ребенка.

Соня слушала и не хотела верить.

— А Лика может найти папы девочки? Пусть поговорит с ним. Может быть, он заберет к себе дочку?

— Отдать ему Ивану?

— Почему Ивана? Какого Ивана?

— Дочку я так назвала. Для смеха. Получилось прикольно, Ивана Ивановна и фамилию записала — Иванова. — Ираида резко засмеялась. — Ну, ты не волнуйся, до года приемные родители по закону могут ребенку не только имя-фамилию, но даже дату рождения изменить. В смысле, чтобы его родственники не нашли.

«Она сошла с ума, — подумала Соня, окончательно сбитая с толку. — Бедная девочка. Как мне об этом сказать родителям? Что делать? Сейчас надо с ней во всем соглашаться. Или, наоборот, отвлечь ее. Сумасшедшие обладают сильной энергетикой, и никогда не признают свою болезнь».

Нервность, с какой Ираида с ней разговаривала, поневоле передавалась ей. Соня понимала, что уговоры, увещевания и правильные советы бессильны изменить решение сестры. Она ненавидела ребенка за то, что слишком сильно любила его отца…

— Хорошо, — сказала Соня, — Приноси дочку. Все будет хорошо.

— Ну, вот и ладно, — сразу успокоилась Ираида, — вот и ладно. Хорошо, что мне не пришлось искать иностранных покупателей. Все-таки она — наша, русская, пусть и живет в России. За отчизну обидно, когда наших детей в Америку продают. На органы, конечно. Зачем еще нужны там наши дети!

— Хорошо-хорошо, — кивала Ираида, внутренне сжимаясь в комок от страшных слов младшей сестры. — Только не волнуйся. Где ты дочку оставила? Неси ее скорее сюда. Надо ее покормить. А пеленки, смеси? У меня ничего не готово. Ты — за ней, а я — за всем остальным в магазин.

Ираида вернулась через час со свертком в руках и выглядела расстроенной, когда передавала ребенка. Старательно прятала воспаленные глаза. «Плакала, — подумала Соня с облечением, — Значит, еще не поздно вылечить».

— Я понимаю, что ты сразу всей суммы не наскребешь, — сказала Ираида, когда Соня осторожно приняла на руки сверток, — можешь отдавать постепенно. Раз в месяц, например. Ты же дантист. Вам, дантистам, пациенты всегда в карман суют. Сколько у тебя сейчас есть?

Она нетерпеливо топталась в проеме выходной двери. Соня, осторожно прижимая тихий сверток к сердцу, пошарила свободной рукой в сумочке, лежащей на трюмо в прихожей. Она не поощряла своих пациентов класть ей в карман купюры и не прятала их по всему дому, чтобы не нашли домушники. Все носила с собой в сумке.