Николай Павлович Игнатьев. Российский дипломат - [107]
Не раз приходилось Игнатьеву защищать болгар от несправедливых поборов армейских интендантов, отбиравших у них скот и лошадей. В то же время он нередко останавливал болгарское население, которое, движимое чувством мести, с приходом русской армии начинало разорять турецкие деревни.
Игнатьев оптимистически смотрел на будущее Болгарии, тесно соединяя ее судьбу с Россией. Он отмечал, что, по сравнению с прежними русско-турецкими войнами, болгарское население значительно активнее помогает русской армии. «Теперь иное. Откуда подъем народного духа, самосознания, убеждения в солидарности с нами, желание избавиться от турок и идти с нами? Медленная, черная работа продолжалась долго. Экзархат послужил к объединению болгар и сознанию их славянства. Тяжелая борьба, мною выдержанная из-за них с турками, европейцами и греками, приносит плоды. Если их поведут разумно, то окончательные плоды могут быть хороши»[545]. Игнатьев, конечно, преувеличивал свою роль в процессе становления национального сознания болгар. Российская дипломатия, российские консулы, обучавшиеся в России болгары, болгарская интеллигенция общими усилиями создавали в глазах народа образ России-освободительницы. Однако не подлежит сомнению, что изо всех русских посланников и послов в Турции в XIX в. Игнатьев наиболее близко принимал к сердцу нужды болгар и поддерживал национально-освободительное движение болгарского народа. Если, находясь на посольском посту в Константинополе, он имел в основном дело с болгарской диаспорой, то теперь посол получил непосредственное представление о жизни, заботах и чаяниях болгарского крестьянства в самой Болгарии. Болгары оказались тем славянским народом, который стал наиболее близок Игнатьеву, что отразилось на всей последующей его жизни и деятельности.
Одной из обязанностей Игнатьева в Императорской Главной квартире были контакты с журналистами. В общей сложности их пребывало там до 50 человек – российских и иностранных. Нередко с иностранными корреспондентами беседовал и Александр II. Царь и Игнатьев старались обратить их внимание на жестокости турок, которые не щадили православное население. После отступления Передового отряда И. В. Гурко из Южной Болгарии болгарское население оставленных русскими местностей вынуждено было перейти в Северную Болгарию, а оставшееся было буквально вырезано турками. Между тем европейская пресса, в особенности английские консервативные газеты, умалчивая об этих фактах, развернула активную кампанию против якобы имевших место жестокостей русских в отношении турецкого населения. На деле русские солдаты очень гуманно обращались с турками. Как уже говорилось, нередко турецкие деревни разоряли сами болгары, которых русские, наоборот, удерживали. Объективные корреспонденции публиковал сотрудник либеральной английской газеты «Дейли Ньюс» А. Форбс, в особенности отмечавший храбрость русских солдат, американский корреспондент Макгахан. Игнатьев сблизился с Форбсом и часто с ним беседовал. Он был в восторге от корреспонденций Форбса, о чем неоднократно сообщал жене. В письме от 14 августа Игнатьев писал о Форбсе: «Он пробыл в Шибке 12-е число с 5 час. утра до 7 час. вечера и прискакал сюда верхом, загнав лошадь до смерти. Он спешит в Бухарест, чтобы первым дать известие об отбитии нами 19 яростных атак турок. Я его водил и к государю, и к великому князю главнокомандующему. Он положительно в восторге от наших солдатиков, а равно и хвалит болгар. При нем до тысячи жителей и мальчиков габровских разносили под градом пуль воду нашим войскам и даже застрельщикам передовой цепи, а также уносили раненых с полным самоотвержением»[546].
В Императорской Главной квартире находились военные агенты Германии, Австро-Венгрии, Англии, Франции, Швеции, Дании, США, Японии, Румынии и Сербии. Особым вниманием царя пользовались союзники – немец Вердер и австриец Бертольсгейм, которые всегда приглашались к царскому столу и сидели на почетных местах. По свидетельству Игнатьева, Вердер был очень дельным человеком. Он всюду разослал своих офицеров и получал от них обстоятельные донесения и чертежи, которых не было даже у командования.
Майор Лигниц, бывший с отрядом Гурко и на Шипке, составлял такие хорошие донесения, что их с интересом читал сам царь. Вердер благожелательно относился к России, и ему Петербург обязан протестом Берлина против турецких зверств. Австрийца же Игнатьев терпеть не мог за недоброжелательность и высокомерие. Бертольсгейм не раз высказывал Игнатьеву свое недовольство в связи с вступлением в войну Сербии и Румынии, говоря, что вместо этого из России следовало вызвать дополнительно еще несколько дивизий.
Игнатьев часто беседовал с английским агентом Ф. Уэлсли. «С Веллеслеем у меня частые политические разговоры, – писал он жене, – потому что, по-видимому, ему приказано пугать нас английским вмешательством и войною с Англией». Уэлсли также злорадствовал по поводу внутренних затруднений России и намекал на близость в ней революции. В ответ Игнатьев развивал мысль о том, что война с Англией России не страшна. Организовав крейсерство своих и американских кораблей, Россия парализует связь Англии с колониями, лишив ее подвоза сырья и продовольствия. В Индии можно поднять антианглийское восстание, а против английского флота направить миноносцы и огонь береговых батарей. Тогда в самой Англии под влиянием внутренних неурядиц может произойти революция
