Николай II (Том I) - [153]
Николай быстро вскочил в вагон… Подошёл к окну и стал глядеть на окна поезда матери-царицы, которая тоже из окна прощалась со своим несчастным первенцем, неудачником-царём…
Вдруг внимание его привлекла кучка молодёжи: девушки, гимназисты, делающие ему какие-то знаки руками…
– Что такое? Чего они хотят? Узнай! – приказал одному из своих конвоиров. Оказалось, дамы и юноши хотели получить автограф от бывшего царя, теперь просто полковника Николая Романова.
Оглядевшись, Николай снял со стены военную карту, разрезал её кинжалом, висящим у пояса, на несколько кусков, на чистой стороне каждого куска написал: «Николай» и передал молодёжи, которая живо расхватала исторические клочки бумаги…
В 4 часа 53 минуты поезд плавно тронулся в направлении Царского Села…
На другой день вблизи от последней станции в салоне-вагоне были собраны все служащие и поездная прислуга.
Поцеловав каждого из них, причём они целовали его в плечо, Николай говорил:
– Благодарю за службу. До свиданья… Прощайте!..
Люди были затем отпущены; и не успел поезд остановиться у платформы, как все они соскочили с подножек вагонов, словно опасаясь, что в поезде с ними случится что-нибудь дурное. У многих уже красовались красные розетки на груди…
Когда поезд остановился, Николай спокойно вышел из вагона и в сопровождении князя Долгорукова направился к ожидающему их автомобилю. Поезд был встречен начальником царскосельского гарнизона и поручиком Ванадзе, которым комиссары Правительства сдали арестованного бывшего императора согласно полученной инструкции.
Кроме князя Долгорукова одиночество бывшего государя пожелали разделить только Нарышкин и Мордвинов; остальным не хотелось испытывать режима, связанного с арестом во дворце…
Как и в Могилёве, небольшая группа любопытных молчанием встретила и проводила бывшего царя…
Молчал всю дорогу и Николай… И только когда показалась ограда Александровского дворца, он видимо заволновался, лицо его то краснело, то бледнело, но он не проронил ни звука.
У въезда во дворец часовые отдали честь полковнику Романову и генерал-адъютанту и просили о б о ж д а т ь у входа, пока явится караульный начальник, которому пойдут доложить о прибытии узника-царя…
Прибывшие молча подчинились…
Караульный не торопясь пошёл за начальником; так же спокойно вышел из ворот начальник караула прапорщик Верик, и с его разрешения автомобиль подъехал к подъезду № 1.
Полковник Николай Романов проследовал в подъезд.
В передней в это время находились: обер-гофмейстер граф Бенкендорф, командир запасного батальона 1-го стрелкового полка штабс-капитан Аксют, комендант дворца штабс-ротмистр Коцебу, адъютант запасного батальона 1-го стрелкового полка прапорщик Верик, дежурные офицеры, прапорщики Лабенский, Клечковский и Калинин.
Николай II вошёл нервно-торопливой походкой. Боится участи.
На его неподвижном, землистого цвета лице и в выражении тревожно и быстро окинувших всех глаз было заметно сильное волнение, похожее на замешательство.
Он энергично пожал руку графу Бенкендорфу, порывавшемуся было, но так и не успевшему что-то сказать, остальным небрежно кивнул и почти взбежал по ступеням лестницы, ведущей в верхние этажи дворца, в помещение, отведённое для арестованного императора.
Навестив больных детей, Николай пожелал узнать об аресте Алисы, с которой ему не разрешили видеться.
Вот что услышал он от фельдфебеля Деревенько, дядьки Алексея.
Совет министров узнал, что вопреки данному на словах обещанию Николай и Алиса обмениваются шифрованными телеграммами из Могилёва в Царское Село и обратно. Это и побудило Совет министров издать постановление об аресте.
Девятого марта около 10 часов утра главнокомандующий Петроградского округа прибыл в Царское Село в сопровождении адъютанта прапорщика Долинского и около половины одиннадцатого явился в Александровский дворец вместе с начальником царскосельского гарнизона полковником Кобылинским и комендантом Царского Села подполковником Мадневым. Навстречу прибывшим вышел граф Бенкендорф, предложивший генерал-лейтенанту Корнилову и лицам, его сопровождавшим, подняться в верхние внутренние покои Александровского дворца, обычно занимавшиеся детьми царской фамилии, ныне ввиду карантина переведёнными в нижние покои. Граф Бенкендорф просил главнокомандующего обождать некоторое время и удалился доложить о прибытии генерал-лейтенанта Корнилова Александре Фёдоровне. Тотчас же к главнокомандующему вышла Александра Фёдоровна, в чёрном, наглухо закрытом платье, и, ни с кем не здороваясь, сохраняя наружное спокойствие, предложила всем сесть.
Первый вопрос бывшей царицы был обращён к Корнилову. Стараясь не глядеть в глаза генерал-лейтенанту, Александра Фёдоровна сказала тихим голосом:
– Чем могу служить и чему обязана вашим визитом?
Главнокомандующий, поднявшись с места, ответил:
– Я здесь по поручению Совета министров, решение которого я обязан вам сообщить и выполнить его.
Александра Фёдоровна встала и произнесла громко:
– Говорите, я вас слушаю.
Главнокомандующий стал читать постановление Совета министров о лишении свободы Александры Фёдоровны, и когда он дошёл до места о том, что в Могилёв отправлены депутаты для ареста царя, Александра Фёдоровна, слушавшая постановление Временного правительства низко наклонив голову, сказала:
В книгу вошли три романа об эпохе царствования Ивана IV и его сына Фёдора Иоанновича — последних из Рюриковичей, о начавшейся борьбе за право наследования российского престола. Первому периоду правления Ивана Грозного, завершившемуся взятием Казани, посвящён роман «Третий Рим», В романе «Наследие Грозного» раскрывается судьба его сына царевича Дмитрия Угличскою, сбережённого, по версии автора, от рук наёмных убийц Бориса Годунова. Историю смены династий на российском троне, воцарение Романовых, предшествующие смуту и польскую интервенцию воссоздаёт ромам «Во дни Смуты».
Библиотека проекта «История Российского государства» – это рекомендованные Борисом Акуниным лучшие памятники мировой литературы, в которых отражена биография нашей страны, от самых ее истоков. Роман-хроника «Последний фаворит» посвящен последним годам правления русской императрицы Екатерины II. После смерти светлейшего князя Потёмкина, её верного помощника во всех делах, государыне нужен был надёжный и умный человек, всегда находящийся рядом. Таким поверенным, по её мнению, мог стать ее фаворит Платон Зубов.
В романе «Наследие Грозного» раскрывается судьба его сына царевича Дмитрия Угличского, сбереженного, по версии автора, от рук наемных убийц Бориса Годунова.
«Если царствовать значит знать слабость души человеческой и ею пользоваться, то в сём отношении Екатерина заслуживает удивления потомства.Её великолепие ослепляло, приветливость привлекала, щедроты привязывали. Самое сластолюбие сей хитрой женщины утверждало её владычество. Производя слабый ропот в народе, привыкшем уважать пороки своих властителей, оно возбуждало гнусное соревнование в высших состояниях, ибо не нужно было ни ума, ни заслуг, ни талантов для достижения второго места в государстве».А. С.
Ценность этого романа в том, что он написан по горячим следам событий в мае 1917 года. Он несет на себе отпечаток общественно-политических настроений того времени, но и как следствие, отличается высокой эмоциональностью, тенденциозным подбором и некоторым односторонним истолкованием исторических фактов и явлений, носит выраженный разоблачительный характер. Вместе с тем роман отличает глубокая правдивость, так как написан он на строго документальной основе и является едва ли не первой монографией (а именно так расценивает автор свою работу) об императоре Николае.
Уверенно предлагаю эту русскую книгу иностранному читателю. Не будучи литературным критиком, не берусь судить о вложенном в неё чистом художестве. Но если исторический роман — зеркало жизни, повёрнутое назад, то в данном случае задача выполнена. Отражение безусловно правдиво. Принадлежа сам к поколению, переживавшему трагический эпилог императорской России, я могу свидетельствовать о точности автора в освещении недавнего скорбного прошлого.Затронутые события ещё не отошли как будто в историческую даль. Некоторые из тогдашних деятелей живы посейчас; о других; умерших, так свежа память.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.