Николай I - попаданец. Книга 1 - [2]

Я не знал, вернусь ли я когда-нибудь в свое время и поэтому, предполагая худший сценарий, решил максимально сжиться с этой эпохой и сделать мое пребывание здесь насколько возможно комфортабельным. Благо положение Великого Князя, брата императора, весьма этому способствовало. Далеких планов по преобразованию страны, даже учитывая тот факт, что я стану Императором Всероссийским у меня не имелось. Ведь я был простым человеком из будущего, который еще не чувствовал внутренней связи со временем в котором он очутился и который не знал местных реалий, кроме как из книг. Но теория и практика это, как говорят в Одессе, две большие разницы.

Первые дни я провел в каком-то оцепенении, действуя на автомате. Благо, как я уже упоминал, мне помогла память реципиента. Наши с Михаилом классные занятия оказались довольно интенсивными, но мне было не до учебы. В основном я помалкивал, боясь ляпнуть что-нибудь не к месту. По видимому настоящий Николай отличался рассеянностью и нелюбовью к учебе, ибо мое молчание не вызывало подозрений. Лишь Михаил, как более близкий человек, заметил мое несколько странное поведение и попытался было узнать, что со мной. Но я сослался на усталость и тревогу. Так как шла война с Наполеоном и решалась судьба России, эта тревога показалась Михаилу убедительной. Вдобавок мы оба мечтали попасть в действующую армию, но нас по причине возраста не пускали. Неудивительно, что царственному подростку в такой момент было не до учебы.

В Гатчине, где у очутился, война казалась неким отдаленным событием, хотя, конечно, напряжение витало в воздухе. Люди жадно ждали новостей из армии и возле приезжих офицеров всегда толпились люди, спеша узнать новости. Где-то вдалеке тысячами гибли люди, дороги заполонили возвращавшиеся на пепелище люди и потерявшие лоск солдаты Великой армии, а мы с Михаилом продолжали ежедневные занятия под ретивым генеральским оком Ламздорфа - нашего с Михаилом воспитателя. Это был типичный солдафон, деспотичный и ограниченный. Поставленный нам в воспитатели еще Павлом I, моим (т.е. Николая) отцом, он оставался таковым и при брате моем, Александре I. Матери моей, Марии Федоровне, которая жила с нами в Гатчине, почему-то импонировал этот деспотичный стиль воспитания, видимо сказались немецкие корни. Благо со временем мы стали все больше времени проводить с другими педагогами которые преподавали нам право, экономику, математику, физику и военные науки.

Здесь я хочу сделать отступление и сказать пару слов о моей родне. Мария Федоровна оказалась довольно деспотичной мамашей. Она беззастенчиво лезла в политику и пыталась влиять на решения Александра. Тот, будучи от природы вежливым, в основном отмалчивался, но эта столь навязчивая опека явно его тяготила. Будучи осведомлена о заговоре против своего мужа Павла I, она , как, впрочем и Александр, фактически санкционировали его убийство, не предприняв ничего, чтобы его предотвратить. Не известно могли ли они повлиять на заговорщиков, уж больно сильно не любили Павла при дворе, да и сам он, своим вздорным характером и сумасбродством, так сказать, не оставил себе шансов. Деньги и подстрекательство англичан легли на благодатную почву, но и без них у Павла было достаточно врагов. Он стоял на пути у больших денег, а это, как известно, чревато.

Мой брат Александр, став императором, стал так же и главой семьи, заменив младшим Николаю и Михаилу отца. Будучи занятым государственными делами и армией во время непрерывных Наполеоновских войн, он редко навещал нас. Поэтому так сложилось, что единственным близким человеком в семье, мне стал младшенький Михаил. Александр оказался человеком скрытным и непостоянным. Он, то увлекался масонством, то православием, то приветствовал либеральные идеи, то проводил консервативную политику. Позже, когда я узнал его получше, мне казалось, что он разочаровался в либеральных идеях и возможности их осуществления в тогдашних российских реалиях. По окончании войны он выглядел мне усталым и разочарованным. Но не буду забегать вперед.

Глава 3.

В этот ясный и морозный день звуки разносились далеко по округе. Густая и нестройная толпа скопилась на берегу реки, но лишь немногие из них смогли пробиться к двум понтонным мостам, построенным через реку. Сверху, где располагался полк Огюста Клермона, толпа походила на ручей набирающий силу, который вот-вот прорвет плотину. Несмотря на огромный табор, заполнивший все пространство до горизонта, вокруг было довольно тихо. Отчетливо слышались ругательства и окрики солдат охранявших переправу, да визг пил и стук топоров саперов, которые по грудь в воде, среди редких льдин, неустанно чинили расшатавшиеся опоры мостов.

Полк Огюста закрепился на одной из возвышенностей, расположенной юго-восточнее переправы, прикрывая мост, на случай появления русского авангарда. Огюст, как и его однополчане понимал, что шансов выжить у них почти нет, потому как большинство способных держать ружье солдат сейчас переходят через мост, а гвардия уже перешла. Так что в случае появления противника, им оставалось надеяться на себя и на те куцые батареи, что успели переправить на противоположный берег.