Николай Эрнестович Бауман - [15]

Имея обширный круг знакомых среди молодых рабочих Казани, Бауман уже на втором курсе ветеринарного института организовал несколько подпольных кружков. Его современники вспоминают, что весной 1893 года Николай Эрнестович регулярно два-три раза в месяц, а иногда и чаще, проводил занятия в кружке татарской рабочей молодежи в районе озера Нижний Кабан. Другой кружок, в который входило немало представителей еврейской трудовой молодежи — по преимуществу ремесленников многочисленных казанских кожевенных и обувных кустарных мастерских, был создан Бауманом в северо-восточной части города, неподалеку от Сибирского тракта, где находился ветеринарный институт. Бауман и его друзья придумали оригинальный способ доставлять нелегальную литературу: «один из товарищей завел у себя на дому переплетную, брал… нужные книги, журналы, вырезал статьи по рабочему вопросу, вставляя в книгу листы из базарной литературы, аккуратно обрезал… и снова сдавал в «офицерскую» библиотеку». А вырезки в виде небольших книжек шли в кружки.

Программа занятий кружка была обычной для рабочих подпольных кружков того времени: читали для начала какую-нибудь популярную брошюру или книжку (вроде «Семеро с ложкой, один с сошкой») о положении крестьян, о притеснении рабочих на фабриках. Руководитель кружка умел при этом вызвать слушателей на живую беседу об условиях работы на их заводе или в их мастерской. Так протягивалась крепкая нить от повести об «общей доле» крестьян и рабочих к конкретным случаям текущей, действительной жизни на местных казанских предприятиях.

Преследование мастером — «хозяйским глазом» — молодой неопытной девушки-работницы, только что пришедшей за сотню верст в город на заработки; беспощадные штрафы за малейшую оплошность и даже просто по подозрению в «строптивости»; явно неправильные расчеты купца-лесосплавщика с бурлаками и грузчиками — все эти наболевшие язвы рабочей жизни служили темами для оживленных, горячих бесед и обсуждений. В особенности подготовленными к восприятию идей социал-демократии оказались рабочие большого алафузовского завода, основанного в 1863 году. На этом заводе широко применялась эксплуатация детского труда: восьмилетний ребенок работал так же, как и взрослый, по двенадцать-тринадцать часов в день, но получал лишь восемь (!) копеек. Крайне грубо и нагло обходились мастера и администрация с девушками и женщинами. Алафузовские рабочие, кроме того, почти не были связаны с сельским хозяйством. Поэтому занятия с алафузовцами проходили очень плодотворно. Николай Эрнестович умел самые серьезные вопросы обсуждать так, что занятия проходили оживленно. Нередко, если позволяли условия, занятия кружка заканчивались хоровой песней. Хотя сам Бауман признавался, что «в оперу его все равно бы не приняли», он страшно любил пение и не упускал случая спеть в хоре несколько революционных песен. Нередко он своим молодым, высокого тембра баритоном с увлеченьем начинал:

Есть на Во-олге утес…

Организуя подпольные кружки среди рабочих, Бауман одновременно вел пропаганду и среди учащейся молодежи. Казанское студенчество, глухо волновавшееся в течение ряда лет, то и дело изыскивало пути для проявления своего недовольства, стараясь вместе с тем втянуть в это движение возможно более широкий круг городской интеллигенции…

Одной из наиболее распространенных форм выступлений была организация вечеров в университете или ветеринарном институте «в пользу голодающих». Посетители этих вечеров знали, что часть сбора поступает в студенческую кассу взаимопомощи, в задачи которой входила не только материальная помощь бедным студентам, но и пополнение библиотеки нелегальными книгами, помощь административно высланным студентам и т. п. Поэтому либерально настроенная часть общества — адвокаты, учителя, служащие — охотно посещала эти студенческие вечера. На них нередко раздавались запрещенные песни, декламировались стихи Некрасова и даже тургеневский «Порог». Впрочем, попытка публичного чтения этого стихотворения в прозе непременно оканчивалась вмешательством «недреманного ока» — полицейского пристава, зорко следившего за выступавшими артистами и студентами. Зачастую подобного рода вечера заканчивались арестом десятка-двух наиболее «нарушавших тишину и порядок» участников.

Молодой революционер ищет новые формы борьбы. Он усиленно работает над созданием строго законспирированного кружка, в котором можно было бы не только изучать марксистскую литературу на русском языке, но и переводить привозимые из Петербурга книги по политической экономии с немецкого языка на русский. В Казани в то время, как и в других городах России, молодежь, объединенная в подпольные кружки, усиленно изучала политическую экономию, экономическую историю России, стараясь выковать теоретическое оружие в спорах и дебатах со сходившим с исторической сцены народничеством.

Зная немецкий язык, Бауман в своем подпольном кружке не только читал марксистские брошюры и книги, но и переводил на русский язык привозимые из столицы новинки. Более того: Николай Эрнестович положил немало усилий для организации подпольной маленькой типографии. Точнее говоря, это был простой шапирограф: листовки о положении рабочих на заводах Крестовникова и Алафузова довольно примитивно прокатывались и сушились в тщательно запертой комнате Баумана и Сущинского. Но все же это были первые прокламации! Несколько десятков этих листовок члены кружка распространили среди казанских рабочих слободок. Конечно, это обстоятельство немедленно привлекло внимание властей. Департамент полиции в сентябре 1894 года сообщил начальнику казанского губернского жандармского управления о том, что из «переписки фельдшерицы Н. Земляницыной можно предположить о наличии в Казани некоего кружка…»; департамент требовал установить круг знакомых Земляницыной и характер деятельности кружка.