Никола Тесла. Портрет среди масок - [16]

«Как свежо он выглядит!» — не мог надивиться Антал.

В ходе беседы выяснилось, что Никола вовсе не грубиян и не воображала, как прежде подозревал Антал. Во всяком случае, против ожидания, он не выделывался. Антал решился предложить новому товарищу расчесывать волосы на прямой пробор, вместо того чтобы зачесывать назад. Да, Никола подумает над этим.

Собеседник вызвал у Теслы симпатию еще тогда, когда в аудитории он впервые улыбнулся ему пшеничными усиками, протянул руку и представился: Антал Сигети. Ему очень нравилось, что этот молодой человек, совсем как их профессор Пешл, мог с совершенно серьезным видом отпускать замечательные шутки. Они то и дело касались ладонями плеч друг друга, словно желая что-то подчеркнуть или, как это нередко бывает у молодых людей, прервать собеседника. Оказалось, что Сигети тоже читал Вольтера. Молодые люди спешили поделиться мыслями великого француза. Им нравились цитаты противоположного толка.

— Врачу ведомы все слабости человечества, юристу — его испорченность, а теологу — его глупость, — сказал Никола Тесла.

— Если бы Бога не было, следовало бы Его выдумать. Но вся природа вопиет о Его существовании, — процитировал Сигети того же Вольтера.

Не переставая улыбаться, Тесла сказал Сигети, что не припоминает такого заявления Вольтера. Он разломил булочку и, глядя, как от нее поднимается пар, признался:

— Наверное, я не помню этого, потому что у Вольтера искал аргументы против отца, который, желая спасти мою душу, пытался ее растоптать. Если бы я не был при смерти, он отправил бы меня в семинарию.

На это Антал посерьезнел и сказал, что он, напротив, чувствовал «призвание» и по собственной воле хотел стать священником.

— Почему? — удивился Никола.

— Я мечтал о чистоте, — поднял на него голубые глаза Антал. — Я не только читал книги по теологии, но и ощущал мистическое единство со всем сущим. Я хотел обратиться к миру со словами любви, как святой Франциск Ассизский в знаменитом гимне, где он восславил Господа за братьев солнце и месяц и сестер звезд. И сестру смерть.

20. Свет

В минуты вдохновения Николе казалось, что в него ударяет молния. Крону его нервов заливал свет. Сверкающее забрало опускалось на глаза. Сверкание распространялось сверху вниз. В этом свете или сразу после его исчезновения он видел решения, над которыми прежде долго и тщетно размышлял.

— Это ведь та же энергия! — воскликнул Сигети.

— Та же энергия, как что? — спросил Никола.

— Та же энергия, что связывает мужчину и женщину, которая в итоге реализуется в потомстве, — сиял Сигети. — Всемирная энергия, если хочешь — величайшая из энергий, данная людям.

— Неужели? — поднял брови Никола.

— …И начал ладонью ощупывать это место, — продолжил, нисколько не смущаясь, Сигети. — Ласковым трением! Знаешь, нам в школе говорили, что онанизм — это самокастрация, пустая трата нервной энергии и все такое. Ну, я, конечно, побаивался и не решался идти до конца. Но однажды я решил переступить эту грань.

— О-о-о! — Брови Николы пытались сбежать в волосы, но им не удалось преодолеть исключительно высокий лоб.

— Не беспокойся! — сказал ему Сигети. — Не важно, о чем говорить, важно — как говорить. Итак, однажды я оказался дома в одиночестве. Разделся и встал перед зеркалом. Потом лег на кровать сестры и крепко сжал рукой древо жизни.

Тесла смотрел на приятеля с вежливым недоумением.

— Я начал эти движения, — для пущей концентрации Сигети наморщил лоб. — И вдруг свет стал подниматься от кончиков пальцев ног. Свет, Никола, охватил мои голени, поднялся к коленям. Половодье внутреннего света охватило бедра. Я перепугался и выпустил древо жизни. В тот первый раз я не дошел до конца, и свет вернулся туда, откуда излился. Вот это она и есть. Понимаешь? Та же энергия.

— Нет, — отрезал Тесла. — Открытие — величайшее возможное наслаждение. Оно — поцелуй Бога. По сравнению с ним все прочее — просто ничто. Ничто!

21. Невозможно

Увидев впервые профессора теоретической и экспериментальной физики Якова Пешла, Никола сначала не понял, человек перед ним или медведь. Если медведь, то где его отловили? Как удалось побрить его? Кто затянул его в серый костюм? Стопы Пешла повергали в ужас сапожников. Ладони напоминали лопаты. Первокурсник никак не мог сообразить, как профессор с такими лапами проводит тонкие эксперименты.

Еще кое-что Тесла никак не мог понять. Почему этот, безусловно талантливый, человек хвастается трехэтажным домом в центре города, который он получил в приданое вместе с женой? Почему он говорит о письменных столах из доминиканского махаона, купленных дочкам, поскольку без таких письменных столов «невозможен интеллектуальный труд»? К чему эти глупости? Студенту казалось, что его профессор стремится к обладанию вещами, не имеющими никакой ценности, и гордится теми бесполезными предметами, что уже приобрел. Ему казалось, что Пешл более полагается на свое посредственное лукавство, нежели на свой первоклассный ум. И казалось ему, что этот человек, сам того не ведая, утратил таинственное превосходство в жизни, то самое, которое сам Никола только-только осознал.

Революционный 1848 год застал Якова Пешла в центре столичных демонстраций либералов. В марте того же года он выглядел как настоящий герой Шиллера и Байрона. С развевающимися локонами и песней на устах он кричал: «Свобода!» и «Конституция!» Вступив в Академический легион, он выступал против шпионов Меттерниха, а эрцгерцога Людвига прилюдно называл бараном. Ему казалось, что ни одна башня в городе не может сравняться с ним высотой, а История послушно следует взмахам его дирижерской палочки. Когда один из старших родственников заметил, что его требования права голоса для всех, введения гражданского брака и отмены цензуры неисполнимы, юноша самоуверенно ответил: