Никого не жаль - [4]

— Парни-кажется-мне-нужна-помощь, — пробормотал режиссёр.

— Да, тебе нужна помощь, Хайт! Твоему дряхлому телу! Думаешь, я не знаю, что ты такой бодрый и замечательный только в виртуальности? Как тяжело тебе, восьмидесятилетнему, возвращаться в реальность? Давай по-хорошему, творец. Пока я предлагаю!

— Ф-ф-федерико, — заикнулся Хайт. Затем, вдруг вспомнив про игрушку в руке, упёр пасть льва в грудь двойнику. — Я и так з-загрузил в тебя всё, что мог, жалкая пародия!

Вместо ответа Хайт почувствовал: что-то, несравненно более серьёзное, чем небоевой вирус, упирается ему в грудь.

«Он хочет убить меня, чтобы стать единственным и официальным мной, — понял Хайт. — Для этого он меня и звал».

«Чёрт. А ведь на его месте я поступил бы точно так же».

Это — последнее, обжигающее — откровение пришло к нему с выстрелом.

В последний момент он сам успел нажать на курок.

* * *

Золотые ангелята парили в воздухе, забавляясь с музыкальными инструментами. Один отобрал у другого дудочку; тот не обиделся и достал откуда-то целое облачко и начал на нём играть, как на рояле. Третий начал щекотать четвёртого выпавшим из крыла пёрышком; оглянулся на наблюдателя и засмеялся, показывая пухлым пальчиком.

Было легко. Очень.

Потом он вспомнил, что проектировал это зрелище для своей спальни.

Он сел в кровати.

Жена. Аватар спокоен, но то и дело из-за маски вырываются всхлипы — короткие, хлёсткие, как пощёчины. Дети: старший на стуле у кровати — только проснулся, хлопает глазами; второй у окошка, замер со странным выражением на лице. Какие-то люди; Федерико.

— Всё прекрасно, босс!

Обращается официально. Значит, камеры. Где-то здесь.

— Что… что происходит? — нахмурился Хайт. Ощущения в теле были… не было. Ничего не было.

Даже страха, которого стоило бы ожидать.

Хайт задумчиво начал щупать голову. Забавно: он ощущал её только пальцами.

— Вас убила программа. Но вы успели её демонтировать, — отрапортовал Федерико. — Так что вы погибли героем. К счастью, двойник использовал оружие старого поколения, ваш мозг умирал медленно… и ребята из «Супер» успели загрузить вас на сервер, босс. На основе улучшенного двойника — только это вы. Совсем вы, босс.

Хайт убрал руки от головы.

— Вы продлили мою личность? Сделали меня бессмертным?

— Ну почему бессмертным, — вдруг смутился Федерико. — Вы можете стереть себя в любой момент, босс… как вам угодно! Но мы подумали, что вам захочется жить… это беспрецедентно!

«Да он подумал, что я недоволен, — удивился Хайт. — Мой голос звучит недовольно… как обычно в таких случаях». Режиссёр попытался понять: а что на самом деле он ощущает?

…не получилось.

А сам Федерико уже немолод, подумалось Хайту. Я никогда не видел его вне сети; а теперь знаю — ему шестьдесят три. Тридцать лет по пути, лучший друг… решился даже на рискованный эксперимент, чтобы помочь. Ведь никто никогда до этого не… хватит.

Хайт сел. Поднялся. Поцеловал рыдающую за маской жену; обнял детей. Как делал стандартно, с вероятностью в 87,7 %.

Нет — никаких стандартно. Просто как всегда.

«Смешно, — подумалось ему. — А я-то считал, что, если это сделать, программа будет вытворять от моего имени всякую дичь. А я ведь теперь сам программа и прекрасно всё контролирую. Я умер — и вот он я. Я остался собой. Господи, спаси технический прогресс».

И совсем ничего страшного.

Только дивная вечная жизнь.

Хайт рассмеялся от облегчения и закружил жену в счастливом танце.

* * *

— Дорогой, ты готов?

— Минутку, — ответил Хайт, дополняя свою структуру информацией о свежих сплетнях. Секунду он выглядел прежним. Затем в режиссёре словно нажали на переключатель: он прямо-таки просиял улыбкой, словно вспомнил о чём-то приятном, и поинтересовался: — Побрызгалась ли ты духами от «Супер и Ко» — духами для светских дам?

— Побрызгалась, побрызгалась, — терпеливо отвечала жена. — Идём. Как я тебе?

— Отлично выглядишь сегодня! — продолжал муж; затем переключатель в нём перевели в прежнее положение: брови опустились, у рта вновь образовались жёсткие складки.

Супруги специально остановились у входа, чтобы, против своего обыкновения, Хайт сделал фото себя и жены на фоне вывески «Зрелищ». Когда вошли, долго здоровался с администратором: то оба на одной ноге попрыгают, то кулаками стукнутся, то подошвы ботинок друг к другу приложат и выкрикивают: «Фабрика зрелищ — лучшее место для досуга!». Ленни закрыла лицо руками: она знала, что где-то сейчас работает камера и что остановить это она не в силах.

Жена Хайта могла бы списать это на чудачества старика, вновь обретшего тело. Но проблема была совсем иного сорта.

Не так давно к ней приходили вежливые люди. Рекламщики, как она поняла. Из той компании, с которой при жизни сотрудничал Хайт. Предложили колоссальную сумму за разрешение вмешаться в программу, в которой была записана личность её мужа, и кое-что подправить. «Ему об этом говорить необязательно, вы понимаете». Ленни этого допустить не могла и со скандалом, который потом ярко осветили в прессе, выгнала их.

Рекламщики не расстроились. Они были вежливы и смеялись, когда Федерико уводил их.

Теперь она знала, почему.

«А сколько их ещё? Каких-нибудь служб безопасности, пиар-агентств, которым нужна «мёртвая душа», покупающая и рекламирующая товар, шпионящая и говорящая то, что нужно им? Сколько ещё изменений они внесут? Да и ладно бы какого-нибудь нищего взяли… Но за что они так именно с моим мужем, великим, гениальным, в конце концов, другом для них всех? — безнадёжно думала Ленни, глядя на радостно пляшущую оболочку, когда-то бывшую тем, кого она так сильно любила. — По-хорошему, отключить бы его…»