Никогда не называй это любовью - [8]

– Ловлю на слове.

Этот банальный разговор совершенно ничего не означал. Между ними протекала всего лишь вежливая беседа, не более. Но оба сразу же глубоко осознали, что не нуждаются в словах, А легкомысленное заявление О'Гормана Махоуна о том, что Чарлз Парнелл не любит женщин, отзывалось теперь как простое эхо. Она не сомневалась, что Парнелл никогда прежде не смотрел на женщину так, как на нее. И она еще ни разу в жизни не смотрела так на другого мужчину, даже на своего собственного мужа…

Анна каким-то совершенно не значащим замечанием вернула ее к реальности.

– Должно быть, мы оторвали вас от дел, мистер Парнелл, – проговорила Кэтрин и, чуть подавшись вперед, протянула ему руку.

Когда она наклонилась, белая роза, приколотая к ее платью на груди, отцепилась и упала. Он стремительно нагнулся, чтобы поднять ее с земли. Однако вместо того, чтобы возвратить розу Кэтрин, он сначала поднес ее к губам, а потом вдел себе в петлицу. Затем еле заметно улыбнулся, склонил голову в учтивом поклоне и удалился.

– Восхитительно! – воскликнула Анна. – Да он дамский угодник, нужно признать. Несомненно, ты очаровала его.

– Ты так считаешь?

– Ну, если, конечно, он не превосходный актер. А ты ведь намеренно уронила эту розу? Признайся, Кэт! Никогда бы не подумала о тебе такого.

– Да нет же, – недовольно проговорила Кэтрин, но на ее губах затрепетала улыбка, – это произошло совершенно случайно.

– Какая милая случайность, – усмехнулась Анна, абсолютно не веря сестре. – После такого изящного проявления галантности вряд ли он откажется прийти к тебе на званый ужин. Кого ты еще пригласишь?

Этим утром Вилли уехал в Ирландию. Он намеревался возвратиться примерно через две-три недели. Кэтрин не хотелось дожидаться его возвращения. Ведь к тому времени мистер Парнелл сам, возможно, покинет Лондон. Что бы там ни было, ей не хотелось устраивать большой официальный званый вечер. Ведь это подразумевало огромное скопление людей, которым придется оказывать очень много внимания, а значит, не удастся уделить достаточно времени человеку, с кем ей так хотелось поговорить. Неужели он вернется в здание парламента с розой в петлице? Она была крайне возбуждена, взволнованна, все случившееся представлялось ей словно бы во сне. Словно она была девочкой-подростком. Какая чепуха! И, кстати, довольно опасная. Она действительно не любит мужа, однако влюбиться в другого мужчину кажется ей поистине безумием.

– Не думаю, что мистеру Парнеллу захочется присутствовать на большом приеме. Ему необходимо расслабиться, а не находиться среди множества людей, забрасывающих его вопросами. По-моему, следует устроить небольшой тихий ужин, на котором будем я, ты, дядя Мэтью Вуд и Джастин Маккарти, а после ужина мы отправимся в театр.

Эта идея ослепила ее подобно вспышке молнии. И она сочла ее превосходной. Однако Анна выглядела несколько шокированной.

– Не дожидаясь приезда Вилли? Вряд ли ему это понравится, Кэт.

– А почему бы и нет? Он довольно часто закатывает приемы в мое отсутствие.

– Но он мужчина.

Кэтрин сделала недовольную гримаску, ее губы поджались.

– Да не будь ты такой пуританкой, Анна! В моем намерении нет ничего дурного, но я желаю непременно осуществить свой замысел. Можешь отказаться от ужина, если это претит твоим понятиям о приличиях в обществе.

Но она знала, что Анна ни за что не откажется прийти к ней. Как и мистер Парнелл – на этот раз.

Несмотря на это, он заставил ее волноваться еще раз, довольно сильно опоздав на ужин. При виде его Кэтрин испытала такое облегчение, что просияла от радости, когда он тепло приветствовал ее. Она подумала, что он выглядит устало, но его удивительные глаза сверкают и живут. Парнелл предстал очаровательным гостем, уравновешенным, спокойным, учтивым, не лишенным чувства юмора и иронического остроумия. Все разговоры о том, что он невоспитан и груб, оказались сущей неправдой. И только однажды он проявил некоторую жесткость и едкий критицизм, о чем так часто говорили при упоминании его имени.

– Я слышал, что ботинки мистера Батта сидят на вас превосходно, – заметил сэр Мэтью Вуд.

– Надеюсь, что это так.

– Бедный мистер Батт, – проговорила Анна. – Я всегда считала его таким милым, любезным, добродушным.

– Любезность и добродушие, миссис Стал, – это не те качества, при помощи которых можно исправить ошибки моей страны.

Все взгляды обратились на красивое лицо, славившееся чрезвычайно холодным, лицо, принадлежащее человеку, называющему себя ирландцем, но говорящему как истинный англичанин.

– В политике, – продолжал он хладнокровно и резко, – как и на войне, не существует людей – существует только оружие. В своей партии я намерен использовать каждого человека точно по его назначению. Один будет пробивать брешь в крепости, другой совершать бортовые залпы, третий проникать в стан неприятеля. Мы больше не собираемся защищаться. Мы идем в наступление.

– Да, у вас, безусловно, есть люди, весьма пригодные для такой тактики, – сказал сэр Мэтью. – Мне известно красноречие мистера Биггара[8].

Мистер Парнелл лишь усмехнулся.

– Вы, верно, имеете в виду его разговорчивость, я правильно вас понимаю? Или то, что мы называем излишней болтливостью. Да-а, он полезный человек! Он хвалился передо мной одним своим высказыванием. Это выглядело примерно так: «Почему к Ирландии следует относиться как к географическому понятию? Она не географическое понятие. Ирландия – это нация!» Он считает всю нашу кампанию ореховой скорлупой.