Никогда не называй это любовью - [18]

– В шесть.

– Значит, у нас почти час. К тому же ты должен еще собрать вещи. Это слишком серьезный вопрос, чтобы обсудить его за час. С другой стороны, тут нечего обсуждать. По слухам, тебя называют некоронованным королем Ирландии.

– Кельтская несдержанность! Вечно они все преувеличивают!

– Возможно. Но народ боготворит тебя, разве это не правда? Люди смотрят на тебя как на своего спасителя.

– Иногда такая ноша бывает невыносимой.

– Ты прав, но я уверена: совершенно невозможно допустить, чтобы все достигнутое тобой было разрушено из-за женщины. Ведь ты сам возненавидишь меня. А я отнюдь не Елена Троянская. И не намерена стать женщиной, изменившей историю целой страны.

– Ты слишком умна, Кэт.

– Кроме того, мы попусту тратим время, обсуждая эту тему. Вилли – католик. Он ни за что не допустит развода, поскольку даже более нетерпим к подобным вещам, чем эти паписты внизу, как ты их назвал.

Она разливала чай, рука ее была на удивление твердой.

– Вот. Выпей. Слава Богу, что Англия и Ирландия сходятся хоть в одном – в любви к чаю.

Чарлз еле заметно улыбнулся и послушно принялся за чай. Она смотрела на него и думала, что сейчас, когда на его лице застыла мука, он выглядит не так привлекательно.

– Чарлз, ты уже стал исторической личностью. Даже если ты больше ничего не совершишь, ты все равно останешься в истории. Но ты еще сделаешь, сделаешь еще очень многое. Я не возьму греха на душу, не посмею остановить тебя. Поэтому давай лучше отложим наш разговор на год или два.

– Мы выбираем горестный путь, – задумчиво проговорил он. – Ты хоть осознаешь, насколько он горек?

– Да.

– Тогда почему ты не хочешь бросить меня прямо сейчас?

На ее глаза навернулись слезы.

– Нет. О нет!

– Ведь ты сказала, что не хочешь скандала из-за детей.

– Лично мне тоже не нужен скандал, но в данном случае я готова рискнуть.

Наконец он улыбнулся.

– Тогда зачем мы вообще говорим об этом? Ах, Кэт! Я сразу почувствовал себя лучше! И это сделала ты, понимаешь? Ты разгоняешь кошмары.

– Надеюсь, мне всегда будет удаваться это.

– Будет. Обязательно будет, не бойся. – Он посмотрел на часы.

– Черт бы подрал это время! Пора собирать вещи.

– Сколько времени тебя не будет?

– Неделю. Или две. Я могу тебе написать?

– О, пожалуйста.

– А ты пообещай, что ответишь на мое письмо. Адресуй его в Эйвондейл. Будешь ждать здесь или поедешь со мной на вокзал? Может, ты ненавидишь железнодорожные вокзалы?

– Ненавижу оставаться на них одна.

– Я же говорил, что путь предстоит горький.

– Знаю, – печально отозвалась Кэтрин.

Она была одна, когда поезд еще стоял у перрона. Да, конечно, Чарлз находился рядом с нею, но мысли его были уже далеко-далеко от нее и взгляд был омрачен трагедией: в земле его родной страны будет выкопана еще одна могила. А сколько их там уже! Ей захотелось вернуть его назад, поведав, что ей тоже очень скверно и грустно и что несчастные люди есть не только в Ирландии.

Вскоре она устыдилась своей слабости. Если она заслужила его любовь, то должна быть такой же сильной, как он. И ей следует улыбаться, когда поезд тронется. Его прощальным воспоминанием не должна стать одинокая заплаканная женщина.

И вообще слезы – это слишком, ведь он очень скоро вернется. Она знала: он всегда возвращается обратно.

Глава 4

Заканчивалось лето, и казалось, что мистер Дизразли доволен расширением палаты лордов, наблюдая, как мистер Гладстон сражается с трудным и все более не разрешимым ирландским вопросом. Похоже, Земельная лига полностью выходит из-под контроля, во всяком случае, ни дня не проходило без какого-нибудь нового возмутительного происшествия. Ежедневно колокольный звон возвещал о пожаре вследствие поджога, имели место случаи терроризма и даже убийства. Со стороны мистера Парнелла, конечно, достойно было утверждать, что он против насилия, между тем фенианская стихия в рядах его сторонников с каждым днем возрастала и становилась неуправляемой даже для него.

Но, несмотря на гнев и недовольство, царившие в Англии, и несмотря на то что королева писала: «Необходимо что-то предпринять касательно этих бессовестных сторонников гомруля», – время от времени и в Англии появлялись сочувствующие. Генерал Гордон, по мнению многих, надежный, заслуживающий доверия и британец до мозга костей, заявил: «Положение наших крестьян в Ирландии хуже, чем во всем мире, не говоря уже о Европе».

Все это вынуждало правительство как следует задуматься. С тех пор как палата лордов презрительно выбросила билль о компенсации, правительству ничего не оставалось делать, кроме как прибегать к отвратительному насилию. Если кто-то рыдал от голода или выражал протест, что голодной смертью умирают его дети, так бей его за его наглость, швыряй за решетку, но заставь замолчать.

Что касается мистера Парнелла, вынашивающего грандиозные мечты поставить Англию на колени, то если его не арестовывали, как его крестьян; которых он якобы подстрекал к насилию, то выискивались иные способы воздействовать на него. Лорд Каупер, лорд-канцлер, и мистер Фостер[19] объединились. Но пока они готовили заговор, мистер Парнелл произнес свою знаменитую победоносную речь в Эннисе.