Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы - [41]

«Мы искренне сожалеем о том, что произошло, — сказал отец в своем выступлении и продолжил: — Решительно отметаем все наслоения того периода. Со своей стороны, к этим наслоениям мы с несомненностью относим провокаторскую роль, которую сыграли в отношениях между Югославией и СССР ныне разоблаченные враги народа — Берия, Абакумов и другие. Мы обстоятельно изучили материалы, на которых основывались тяжкие обвинения и оскорбления, выдвинутые тогда против руководителей Югославии. Факты показывают, что эти материалы были сфабрикованы врагами народа, презренными агентами империализма, обманным путем пробравшимися в ряды нашей партии», — и далее в том же духе.

Теплая встреча чуть не сорвалась в самом начале, но нашелся Тито. Наклонившись к отцу, он доверительно произнес по-русски, что в Югославии практически все знают русский язык и перевод не нужен. Отец сначала завозражал, но быстро смекнул в чем дело.

Он любил потом вспоминать об этом эпизоде. Приводил его как пример пагубности лжи. Больше таких накладок у него не происходило.

Думаю, что происшествие на белградском аэродроме в какой-то степени повлияло на ход мыслей отца и в драматические часы перед «секретным» докладом на XX съезде партии.

Пока же в суете повседневных забот отец готовился к своему первому международному экзамену. На июль назначили встречу глав государств и правительств четырех держав. Впервые после Потсдама.

Формирование советской делегации вызвало определенные трудности. Отец не скрывал своего желания отправиться в Женеву. В те дни все его помыслы крутились вокруг предстоящего совещания. Он постоянно заводил разговоры на тему встречи.

Причин тут можно назвать несколько. Основная — проблема разделения власти. Борьбы за власть, если вам угодно. После отставки Маленкова отец стал центральной фигурой в Президиуме ЦК. И Булганин, и новый министр обороны, легендарный Жуков, и даже упрямый Молотов, по крайней мере внешне, признали его лидерство. Упустить первую на его веку, как общесоюзного государственного деятеля, встречу руководителей великих держав отец просто не мог себе позволить.

Рачительный хозяин беспокоился и по другому поводу: как бы там без него чего не напутали, не наобещали лишнего. Хотя Маленкова, легко поддающегося постороннему влиянию, сменили на более стойкого, как считал отец, Булганина, но и за ним нужен глаз да глаз. Отец опасался, что он может проглядеть, не проявить бдительности, опрометчиво кивнуть, согласиться, не разобравшись в политической, классовой сущности вопроса. Правда, министр иностранных дел Молотов, чье участие в переговорах не подвергалось сомнению, прославился более чем стойкостью, его неуступчивость стала притчей во языцех во всем западном мире. Но Молотов Молотовым, а свой глаз не помешает.

Чисто человеческое любопытство играло не последнюю роль. Отец никогда еще не посещал Западную Европу, и вообще, его опыт зарубежных вояжей ограничивался парой поездок в страны народной демократии и визитом в дружественный Китай. Поездку инкогнито, под именем генерала Петренко, по оккупированным районам Германии и Австрии сразу после войны с целью отбора оборудования для поставки на Украину в счет репараций трудно считать визитом.

При формировании делегации отец играл ключевую роль, так что включить себя не представляло труда. У других членов Президиума ЦК его кандидатура не вызывала ни малейших сомнений. Так в чем же дело? Камнем преткновения стало отсутствие у него соответствующего случаю государственного статуса. Это потом все в мире упростилось и руководители западных стран при встрече с Генеральным секретарем ЦК КПСС перестали интересоваться его остальными титулами, достаточно того, что собеседник обладал реальной властью.

Тогда все обстояло иначе. Нельзя сказать, что с коммунистами просто не общались, война разрушила стереотипы 1930-х годов, но форму соблюдали четко: Председатель Совета министров, хотя он и член Президиума ЦК, — одно, а просто Первый секретарь ЦК — совсем другое. Могли, как считал отец, и не отнестись к нему с должным вниманием. К проявлению формальных, протокольных знаков уважения он относился с болезненной мнительностью. Ему все казалось, что западные руководители только и ищут повод, чтобы унизить представителей социалистического государства. И он к тому имел определенные основания.

Так что вопрос, включать ему себя в состав делегации или нет, разросся в серьезную проблему. Выручил Молотов, он нашел выход: отец носит титул члена Президиума Верховного Совета, вот он и примет участие в переговорах как представитель высшей законодательной власти нашей страны. Отец ухватился за спасительную идею, нельзя сказать, что она его привела в восторг, но выбирать не приходилось.

Дома он нам сообщил: товарищи решили — его присутствие в делегации необходимо, и рассказал, как придумали обойти формальные препятствия. Отец заметно повеселел, хотя на фоне Председателя Совета министров, министра иностранных дел, министра обороны его титул представлялся не самым респектабельным. В разговорах он не впрямую, а так, вскользь, все возвращался к больной теме, обкатывал ее с разных сторон, примеривался.