Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы - [16]

В Москву мы возвратились в самом начале 1950 года, отпраздновали Новый год дома в Киеве и тронулись. Мама подгадала, чтобы дети не пропустили ни дня в школе. За дисциплиной она следила строго.

Отец переехал на пару недель раньше, Сталин вызвал его в декабре на торжественное празднование своего 70-летия. С трудом отец вырвался в Киев на пару дней сдать дела преемнику Леониду Георгиевичу Мельникову.

Видно, Сталин обеспокоился не на шутку. Только что завершилось так называемое «ленинградское дело» погибли набиравшие силу молодые члены Политбюро Вознесенский и Кузнецов. По всей вероятности, Сталин на сей раз на самом деле поверил в существование заговора. Когда же ему вслед за ленинградским представили материалы о существовании такого же московского центра во главе с руководителем столичной организации Поповым, он забеспокоился. Этим я объясняю срочный вызов отца. В первые же дни Сталин вручил ему кипу документов, обвиняющих в антисоветской деятельности не только Попова и его ближайшее окружение, но и всех секретарей райкомов и председателей райисполкомов, не миновало внимание и руководителей предприятий. Отец ужаснулся. На Украине с подобными делами он, слава богу, после войны не сталкивался, местные бдильщики знали, что в ЦК КП(б)У с подобными доносами лучше не соваться.

И в Москве отец решил не отступаться от своих правил. Он знал: не проявишь рвения — есть шанс, что дело зачахнет само по себе. Конечно, если тут не замешаны интересы самого Сталина. Тогда жертвам не поможет никто и ничто. В данном случае опыт отца, прошедшего, как он выражался, «мясорубку 1937 года», подсказывал, что автором интриги является не вождь и можно попытаться отвести руку палача.

Когда Сталин, так и не дождавшись доклада отца, через несколько недель поинтересовался результатами расследования, тот постарался убедить его, что донос липовый, все сведения высосаны из не очень чистого пальца. Сталин не стал настаивать, и дело заглохло. Своего предшественника Попова отец убрал подальше. Его назначили директором завода, там он в глазах Сталина не представлял угрозы, а следовательно, и его жизнь находилась в безопасности. Попов расценивал изгнание иначе и до конца своих дней остался в стане недоброжелателей отца.

С переездом в Москву наш уклад жизни претерпел заметные изменения. Не стало гостей, об охоте отец не заикался. Здесь друзья и дружба таили в себе опасность. Никто не знал, как доложат Самому, что он подумает. Невинная встреча старых приятелей могла обернуться трагедией.

Непривычным и неожиданным такой поворот событий стал не только для нас, для семьи. От московских порядков за время своей украинской вольницы поотвык и отец.

Вспоминается такое происшествие. Летом 1950 года отец решил навестить своего старого друга Николая Александровича Булганина. Дружили они еще с 30-х годов, когда отец работал секретарем Московского комитета партии, а Булганина назначили председателем Моссовета. «Отцы города» — так называл их Сталин.

После 1930 года, когда отец покинул столицу, пути их разошлись. Теперь они жили на одной лестничной площадке, на пятом этаже дома № 3 по улице Грановского. Этажом ниже жил Маленков. Встречались не по службе изредка: то вместе приедут после позднего обеда у Сталина, иногда Булганин заглядывал на пару минут к нам, порой мы к нему.

Слово «навестить», возможно, и не очень годится, точнее, отец напросился к Булганину в гости на дачу. Поехали всей семьей. Встречи старых товарищей не получилось. Вроде и хозяева старались проявить радушие, и стол полной чашей, а разговор то и дело обрывался, застывая томительной паузой.

Одно дело — встречи в Киеве, вдали от Кремля. Здесь, в Москве, мир оказался устроен по-другому. Зачем это Хрущев вдруг поехал на дачу к Булганину и они вдали от любопытных глаз и чутких ушей долго гуляли вдвоем в лесу? Не дожидаясь вечера, мы отправились восвояси…

Возможно, фиаско нашего визита произошло совсем не по политическим причинам. Дело в том, что во время войны, пребывая в качестве члена Военного совета на Западном фронте, Булганин завел себе новую семью. В высшем партийном эшелоне разводы не поощрялись, на них смотрели строже, чем в католической церкви. Поэтому не только оформить, но и обнародовать свои отношения Николай Александрович не решился. Вот и принимал он нас на даче старой семьей. Какое тут радушие… Отец в то время не знал о семейных метаморфозах своего друга.

Так ли, иначе, но больше отец к Булганину не ездил и к себе на дачу не приглашал. Тем не менее совсем отрешиться от своих привычек отец не смог. Он не представлял себе жизни без общения. Наиболее часто в те последние сталинские годы он встречался с Маленковым. К нему мы несколько раз заезжали на дачу, собирали вместе грибы, обедали. Но чаще встречались в городе. Отец взял себе в привычку время от времени вытаскивать Георгия Максимилиановича пройтись после работы по вечерней Москве. Тот не сопротивлялся, и мы отправлялись гурьбой — впереди Сами, а за ними мама с женой Маленкова Валерией Алексеевной, а следом Рада с мужем Алешей Аджубеем, дети Маленкова и я.