Никита Хрущев - [11]

Секретари обкомов, горкомов и райкомов КПСС стали практически полными хозяевами в пределах своих территорий, и эта руководящая элита страны перестала бояться неожиданного ареста. В результате главным образом этой реформы Хрущев мог рассчитывать теперь на полную поддержку со стороны секретарей обкомов партии, которые по существу и составляли большинство пленума ЦК КПСС. Отношения между ЦК КПСС и Правительством СССР стали примерно такими же, как и отношения между обкомом КПСС и исполкомом области. Директивы правительству шли от Хрущева, и Хрущев стал наиболее влиятельным лидером не только в партии, но и во всей стране.

Были ликвидированы существовавшие при органах безопасности внесудебные «Особые совещания» («тройки»), имевшие ранее полномочия выносить приговоры по всем делам, следствие по которым проходило в НКВД или в МГБ. Эти «Особые совещания» чаще всего не руководствовались никаким Уголовным кодексом. До 1953 года большинство обычных судов рассматривало лишь дела о бытовых, экономических и служебных преступлениях, дела о разводах, гражданские дела и т. д. Теперь они получали большие полномочия по всем делам. Но в 1953–1954 годах эти народные суды практически не были готовы рассматривать и выносить решения по политическим делам. Поэтому рабочие секции карательной машины, которая ранее непрерывно поставляла в лагеря десятки тысяч политических заключенных, были разъединены, и это почти сразу прекратило поток новых жертв по политическим обвинениям. За все время, пока Хрущев находился у власти, не было ни одного нового сколь-либо серьезного политического процесса. В провинции, в отдаленных районах, по указаниям теперь уже обкомов, а не по директивам из Москвы, какое-то количество арестов политического характера, несомненно, производилось, но это был результат инерции и местного произвола. Политический террор, как обычный метод управления, при Хрущеве заменили административные методы.

Но, с другой стороны, после быстрой расправы в 1953 году над наиболее близкими сотрудниками Берии и после суда над несколькими десятками генералов МГБ и МВД в 1954–1955 годах, каких-либо серьезных мер для наказания исполнителей и организаторов сталинского террора не было. Значительная часть кадровых офицеров МГБ была уволена на пенсию. Более молодые назначались в спецохрану секретных предприятий и научных учреждений, в отделы кадров и на другие должности. Это касалось и офицеров МГБ, уволенных в связи с ликвидацией лагерей для политических заключенных. Например, бывший министр КГБ Эстонской ССР Почай, виновный во многих репрессиях, был назначен Начальником отдела кадров Института научной информации Академии наук СССР; полковник МГБ, начальник концлагеря «Озерлаг» Евстигнеев – заместителем начальника Братской гидроэлектростанции. Это же было типично и для менее ответственных работников МГБ. Один из авторов книги работал с 1962 по 1969 год в Обнинске в Институте медицинской радиологии. Начальница отдела кадров в нем раньше была начальницей женской тюрьмы, заведующий «спецотделом» института – бывшим полковником МГБ, инспектором северных лагерей, заместитель директора по хозяйственной части – начальником охраны концлагеря в Калужской области.

«Секретный» доклад Хрущева на XX Съезде КПСС считается важнейшим событием политики прекращения сталинского террора и основой для реабилитации многих миллионов людей, еще томившихся в лагерях (или уже погибших). Но в 1953 году в связи с проведением следствия по делу Берии и его «сообщников» был подготовлен обширный секретный документ о преступлениях Берии и других руководителей системы НКВД – МГБ. Его читали только на закрытых заседаниях партийного актива (руководство обкомов, исполкомов, райкомов, республиканских ЦК КПСС и т. д.). Документ имел характер «закрытого» письма ЦК КПСС и был намного подробнее и обширнее чем «Обвинительное заключение», напечатанное в газетах. Хотя закрытое письмо касалось прежде всего преступлений Берии, Меркулова и других, по существу оно бросало очень большую тень и на Сталина, ибо вряд ли кто-нибудь мог серьезно поверить в то, что проводившиеся группой Берии репрессии против крупных деятелей партии, особенно в послевоенный период, не были одобрены Сталиным.

Сталин еще не был «открыт» для критики в советской прессе, но когда в его день рождения 21 декабря 1953 года не было объявлено о традиционном с 1939 года ежегодном присуждении Сталинских премий деятелям науки, техники и искусства, то стало очевидно, что официальное объяснение этого необычного явления необходимостью экономить средства не соответствовало реальности.

После ареста Берии в органы юстиции СССР в течение нескольких недель поступили миллионы заявлений о пересмотре дел томившихся в тюрьмах и лагерях, либо о посмертной реабилитации. Юридический аппарат страны уже не имел морального права отвечать стандартной справкой «В пересмотре дела отказано», поскольку практически вся центральная администрация НКВД – МГБ была объявлена преступной и даже связанной с иностранными разведками. Органы прокуратуры и юстиции СССР в 1953 году не были готовы к серьезному пересмотру такого количества дел, а Правительство СССР не могло объявить всеобщую политическую амнистию. Тем не менее начали выборочный пересмотр дел, в основном, родственников высокопоставленных правительственных и партийных работников по достаточно авторитетным ходатайствам. Всего в 1953 году было освобождено около 4 000 человек – очень мало, но и этот небольшой ручеек с Архипелага ГУЛага оказал большое влияние на последующие события. Во-первых, специальная директива открыла архивы МГБ для юридических и партийных организаций. Например, инструктор отдела науки ЦК КПСС мог затребовать для изучения дело академика Н. И. Вавилова, арестованного в 1940 году. Во-вторых, некоторые из реабилитированных заключенных встречались с Хрущевым, особенно если они были срочно доставлены из лагерей и тюрем, чтобы дать показания против Берии и его группы. Хрущев и сам в 1937 году не был свободен от злоупотреблений сталинского террора, когда он был секретарем ЦК на Украине. Но его связывало с аппаратом террора намного меньше, чем его соперников в Президиуме ЦК КПСС, особенно таких как Каганович, Маленков или Молотов. После войны Хрущев вообще не был инициатором каких-либо крупных политических дел, тогда как Маленков был причастен к организации большого «Ленинградского дела», пересмотр которого был неизбежен, поскольку главную роль в его создании играл также и Берия. Это обстоятельство, несомненно, определило многие дальнейшие ходы в политической борьбе между «старой гвардией» Сталина (Маленков, Каганович, Молотов, Ворошилов) и Хрущевым, которого поддерживала новая партийная элита, не желавшая возвращения аппарата террора, который через много лет после революции, после «полной ликвидации всех оппозиционных советскому строю групп и классов», уже много лет отправлял в свои обширные владения или на казнь не только простых людей, но и многочисленных представителей партийной и советской бюрократии и деятелей советской интеллигенции, особенно из национальных республик.