Никита Добрынич - [35]

Полсотни кочевников, разместившиеся на левом берегу реки, поздно узнали о схватке. Пока они собирались, пока скакали по глубокому снегу, чтобы миновать луг, пока искали удобные места для подъема на высокий правый берег, бой был половцами проигран. Кочевники не решались спускаться с высокого берега верхом, они ринулись в атаку на охотников. Те уже отступили метров на триста, именно там половцы съезжали с дороги, чтобы устроить засаду, именно там было удобно кочевникам вернуться на зимник. Никита отвел свой десяток на левый берег, на опушку леса, оставив полсотни метров до дороги. Выезд на зимник шел по ручью, половцы должны были скакать по одному, гуськом. Никита впервые получил возможность стрелять из своего арбалета.

Два десятка кочевников выбрались на дорогу, потеряв пять человек убитыми, первый и последний были на счету у Никиты. Болты пробивали половцев насквозь, а наклон ручья давал Никите возможность целиться в голову — при промахе, он попадал в следующего кочевника. Большинство половцев и их коней были ранены, поэтому они не атаковали охотников, а устремились в бегство. Спустя десять минут кочевники потекли по ручью сплошным потоком. Половецкий хан выделил дюжину всадников для уничтожения опасных стрелков, те бросились к лесу, и Никита приказал отступать в чащу. Потери у русских были огромны, в седле осталось меньше сорока человек, лишь охотники не имели убитых и раненых. Воевода, до сих пор, подчинявшийся Мышкину беспрекословно, начал отстаивать свои права. Дружинники и добровольцы из Карачева требовали остановиться и собрать трофеи — своё, фактически, добро. Даже подчиненные Мышкина потихоньку ворчали.

— Хрен с вами! Возвращаемся! Разрешаю собирать всё. Не забывайте, лошади мои. Кто наберет слишком много, тот пойдет пешком, — напоследок добавил ложку дегтя Мышкин. Таких криков воодушевления он не слышал давно. Все стали разворачиваться. Карачевский воевода подъехал.

— Жестко стелешь, — с угрозой предупредил он Мышкина. И повернул обратно к Карачеву. Никита со своей десяткой охотников не трогался с места.

— Мы их отпустим? — удивился он. — Мои все целы, не ранены, не устали. Я продолжу погоню!

— Половцев около сотни, там самые отчаянные и опытные войны.

— Мы одвуконь, они устали, они бегут, они ранены. Пятерка добровольцев из Карачева подъехала к Мышкину.

— Позволь нам, воевода, рискнуть «твоими» лошадьми? — обратился старший.

— Уговорили, черти! Никита, ты остаешься с «молокососами» собирать трофеи. Я с охотниками поеду в погоню.

— Штабс-капитан, или всё, или ничего! Пусть карачевский воевода собирает добычу, а наш отряд весь пойдет в погоню! — не согласился Никита.

— Твои охотники опытные волчары, а мои — мальчишки! Нет! — не согласился Мышкин. Никита собрал свой отряд.

— Дай мне самых свежих сменных лошадей. Я настигну кочевников, — попросил Мышкина Никита.

— Бери. Любых. Самых лучших. Столько, сколько нужно, — Мышкин развернулся и поехал обратно, в Карачев.

* * *

На следующий день Мышкин встретил Валеру. Тот возглавлял сбор трофеев. Десяток саней с десятью рабочими, в сопровождении десятка всадников составили целый отряд.

— Чьи кавалеристы? — обняв его, спросил Мышкин.

— Ярослав, родственничек новоявленный, навязал охрану, в долю захотел. Он меня иначе, чем «дорогой родственник», не зовет. Я согласился, а то рабочие, при появлении первого половца, разбегутся, — ответил Никита.

— Спирт пить будешь? А то меня от этого пейзажа постоянно мутит! — добавил Валера, и дыхнул на Мышкина густым перегаром.

— Нет.

— Ребята, налетай. Только по одному глотку, крепкая, зараза, — Валера достал пару фляжек самогона из седельной сумки и передал дружинникам и всадникам штабс-капитана.

— Воевода, ты-то меня поддержишь? — протянул ему третью фляжку Валера.

— Не могу обидеть хорошего человека, — довольно пробасил воевода. Он осторожно пригубил самогон, с крепостью этого напитка воевода был знаком не понаслышке, — рад тебя встретить, Валерий.

— Я утром того же дня выехал, вслед за вами. Чего добру пропадать. Пять саней уже отправил обратно, на раненых и убитых наткнулся. Рабочих половина уехала, лошадей погнали половецких в Карачев. Я их Ярославу послал, пусть старые хозяева лошадей ему в ноги падают. А оружие себе забираю.

— Коммерсант. Какую часть отдаешь тем, кто эти трофеи добыл в схватке с половцами? — тихо-тихо спросил его Мышкин. Дружина вся собралась вокруг саней. Все радовались встрече. Шумели. Самогона досталось грамм по сорок, но на голодный желудок, после тяжелого похода, он оказал свое влияние.

— Любую. Любую часть, — сказал Валера.

— Воины! Каждый может выбрать себе любую вещь из трофеев! Когда возьмете, подходите ко мне, я налью вам еще по стопке! — громко прокричал Валера. Обрадованные хорошей новостью, победители половцев брали, первую попавшуюся, железку, и подходили к Валере. Тот наливал им немного самогона, а они сердечно благодарили его, за добытые ими в бою трофеи. Воевода с благодарность смотрел на Валеру. Только штабс-капитан немного хмурился.

* * *

Никита нагнал отставших половцев через пару часов. Первыми попали в его сети кочевники с ранеными лошадьми. Половцы пытались уйти и пришпоривали лошадей до тех пор, пока они не пали замертво. Охотники нашпиговали половцев стрелами еще во время погони. К вечеру на счет русских добавилось ещё семеро убитых кочевников. Уже в сумерках догнали пару половцев, оказавших ожесточенное сопротивление, но силы были неравны. Их утыкали стрелами, как ежей. Последний из отряда спешился, чтобы собрать трофеи, и через полчаса догнал Никиту, он показал ему шейную золотую гривну и кинжал, со сверкающим камнем на рукояти.