Нигилий - [22]

Радий превратился в одно мгновение в нитон[12] и гелий и распался в бесконечной последовательности на свои составные части. Из фосфора родился алюминий, из алюминия — натрий, из кремня — магнезий, из титана явился скандий, из марганца — ванадий, из неона — кислород, из кислорода углерод, из талия — олово, из ртути же родилось чистое золото… Каждый элемент совершенно ясно распался на части низшего атомного веса. И в конце концов не осталось ничего из всех химических элементов. В спектре же продолжала светиться зеленая полоса геакорония и на ультрахроматических пластинках вырисовывались таинственные спектральные линии…

И снова воцарился полный мрак. Снова стала расти температура в стальном шкафу. Верндт быстрым движением повернул рычаг налево книзу. С тихим треском раскрылся в куполе вентилятор. С резким свистом вырвался газ через отверстие на воздух. Во мрак ворвался ослепительный свет и клубящийся светлый туман окутал стены помещения.

Верндт глубоко вздохнул и долго сидел молча. Потом откинул, наконец, головной убор скафандра. В глазах его был мечтательный блеск.

— Чудо превращения — вот что мы получили! — сказал он медленно, с благоговением. — Мы дожили до мечты алхимиков, которая до сих пор была недоступна ни одному человеку. Смерть атома, как начала всего сущего… И все же мне пришлось прервать, не дождавшись конца, не дождавшись рождения первичной материи. Обломок камня в тигеле был для этого слишком мал.

— А когда же мы возьмемся за главный, большой осколок? — взволнованно спросил Нагель.

— Я расщеплю его через пять дней. Он уничтожит меня или… откроет тайну изначального творения мира!

IX

— Рубины! Рубины! Купите мои красные рубины! Самые красивые во всем мире! Хризобериллы, топазы, счастливый камень, сверкающий и ясный, как солнце! Александрит, миссис, мадам, — большой, как голова змеи. Сапфиры, камни красоты, синие, как глаза прекрасной Мадонны. Купите! До смешного дешево! Шлифованные в Ратнапуре, счастливые, роскошные камни!.. Вот здесь, прекрасная синьора!

Фрау Мабель, улыбаясь, прошла мимо стола магометанина. В дорогих чашках сверкали великолепно отшлифованные драгоценные камни.

— Берилл для синьора! — кричал танцевавший на месте торговец. С тысячью ужимок вертелся он возле дона Эбро.

С непобедимым высокомерием смотрел испанец на все эти богатства. Он принимал, как дань почтения, всю эту сутолоку базара, крики продавцов, торг покупателей. Каждый здесь должен был знать его, дона Эбро. Гордо, точно повелитель всех этих индусских рабов, нес он в руках маленькие пакетики, высоко подняв голову, с бесстрастным лицом, с танцующей поступью. Яркие ковры лежали на земле, спускались со столов и стен. Продавцы фруктов сидели на корточках перед корзинами, полными бананов, фиников и фиг. Одна к другой теснились лавки, а между ними примостились столы торговцев божками тысячи видов, тысячи культов.

С нескрываемым восхищением впитывала в себя Мабель всю эту яркую картину. Суета базара развлекала ее в долгие часы одиночества. Муж проводил все дни в городе Верндта. Вслед прекрасной женщине смотрели глаза иностранцев; крики торговцев: «Сеннора… сеннора!» — раздавались со всех сторон. В ее спутнике узнавали испанца. Дон Эбро никого не удостаивал взглядом. Ему казалось, что он разворачивает под ногами своей госпожи ковер из своего звучного имени, полученного им от бесконечной линии предков. Линия эта была так длинна, что он сам даже не находил ее конца.

Мабель отослала дон Эбро вперед и медленно пошла домой. Среди всей этой дневной суеты она была задумчива, и мысли ее были далеко. Она завернула в улицу, ведшую к кварталу Вальтера Верндта. Проход был затруднен кучкой людей. Посреди дороги сидел один из бесчисленных фокусников и старался привлечь публику. С поразительной быстротой выкрикивал он свои заговоры для людей и змей, точно торговец, зазывающий европейцев на базаре, бессмысленно мешая слова и цифры на всех языках.

— One… two… three… four… five[13] — резко выкрикивал он. В то же мгновение он бросил перед собою палку и поднял ее с земли в виде шипящей змеи. Страшно вращая глазами, втыкал он себе в руки и ноги кинжалы и вытаскивал далеко из орбит глаза. Заметив красивую женщину, он сел поперек дороги и поднял над тюрбаном зернышко мангового дерева.

— Манго… зерно… мангового дерева!.. вырастет дерево!.. un, deux, trois… хейс, миа хен… — кричал он, подпрыгивая. Он разгреб землю ногтями, похожими на когти, и положил в ямку зерно мангового дерева.

— Волшебство, волшебство, чудо, сенсация! — Вырастет дерево… одна секунда… One… two… three…

Он высоко подбросил худыми, грязными руками платок, потом аккуратно разложил его над ямкой.

— Брама, Вишну, Кришна, — бормотал он, точно заклинание. Потом поднял платок… На земле стояло очаровательное манговое деревцо.

— Вот дорога!.. Вот дорога!.. — с усердием крикнул он, освобождая для Мабель проход. Она торопливо прошла мимо. Любопытство людей было ей неприятно. Она торопливо вошла в сад, окружавший виллу. У входа в дом стояла фигура. При ее появлении фигура быстро пошла ей навстречу. Это был индус из класса слуг. Он поднял руку ко лбу и молча, по обычаю, ждал, чтобы Мабель задала ему вопрос.